Перед ним из тела мёртвой, чёрной земли росли города. Вспучившиеся колонии мегаполисов, городов и посёлков тянулись к Чёрному Солнцу, вырастали, а достигнув зрелости, осыпались дождём гороха, споранов и жемчужин. Словно колонии слизевиков, росли, чернели и умирали. Иногда формируя огромные группы, иногда одиноко возвысившись посреди полей и лугов, а миллионы мелких шариков проливным дождём орошали Землю. Врастали в неё, словно семена, обливались кровью, после чего на их месте опять росли луга, дворы, леса и небоскрёбы. И не было конца и края этому безумному воплощению злого рока. Постоянному настиганию материального нематериальным.
Внезапно всё вокруг замерло. Он стоял один на бескрайней чёрной равнине, где столь же чёрное светило резало его уши невыносимым скрежетом. Звук и свет нарастали, постепенно сводя Марка с ума. Постепенно стало так громко и светло, что различить, где кончается свет и начинается звук, больше не представлялось возможным. Да и не только с ними творилось неладное. Все законы, флуктуации, колебания и поля потеряли цельность, смешавшись в вакханальном бесновании фундаментальных величин.
Резкий порыв ветра поднял чёрный песок, закружив, засыпав им всё вокруг, и выкинул его из сна.
Марк резко очнулся, ощущая, как его тело сковывает тяжесть. Весь лоб заливал едкий пот, от которого сильно щипало глаза. Сперва ему показалось, что он всё ещё спит и опять закрепощён в очередном кошмаре. Однако вскоре пришло осознание: он лежал в мягком и тёплом спальном мешке. Мышцы ныли, но боли не было — скорее, полное ощущение усталости после долгого и изнурительного пути.
Сверху до кучи были навалены кофты и куртки. Он потянулся, пошевелил пальцами. С блаженной улыбкой Марк принялся наслаждаться сухими носками, прогретыми теплом термопакетов. Это успокоило его и позволило немного отойти от вихря ужасных впечатлений.
В полумраке галереи царил лёгкий, едва слышимый шум. Что-то тихо побулькивало на огне. Скосив глаза набок, Марк заметил Горгона, сидящего на раскладном стуле у газовой горелки. Он о чём-то негромко говорил с Оскаром, сидевшим напротив. Оба они были в новой одежде. Казалось, что в их разговоре даже присутствует лёгкий, едва уловимый смех. Под ними валялось множество пустых консервных банок. На треноге бурлил котелок, из которого поднимались клубы аппетитного пара. Желудок Марка тут же запел голодным кашалотом.
— Хорошо спал, брат солдат? — спросил Горгон, не отрываясь от варева. Рука его помешивала содержимое котелка, щедро посыпая туда специи.
Оскар перестал смеяться и замер, не понимая, с кем говорит бородач, и только потом, догадавшись, посмотрел в сторону Марка.
— В Стиксе надо быть тихим, а значит, сытым. Заражённые от топтуна и выше легко наведутся на урчание голодного живота, а более опытные особи хорошо знают, что «Голодный — значит слабый».
Марк стал садиться, скидывая с себя горку из одежды. Откинул полу спальника и принял из рук Горгона походное варево. Впервые за долгое время он держал в руках горячую пищу. Тёплый съестной аромат, мерное синее пламя горелки, чистая одежда и отсутствие врагов подарили Марку чувство уюта, которое, как он успел понять, является такой же редкостью в этом мире, как и горох, и спораны. За этим чувством он даже забыл, что лишился крайнего из пальцев. С одной стороны, потеря ощутима. Мизинец обеспечивает чуть ли не половину силы ручного хвата. Но с другой, отделался он относительно легко. Зубы того изменённого могли с лёгкостью порвать ему шею.
— Благодарю, что позаботились обо мне, — произнёс Марк, глядя на спутников, — я уж думал, что сгинул. Такой бредятины в жизни не снилось.
— Рука дающего не оскудеет, — весело подмигнув, ответил Горгон, — а, впрочем, благодари Оскара, он, как очнулся, так сразу стал хлопотать. Видать, с кровью из него вся спесь и вышла.
— На тебя ещё хватит, старик, — по-доброму огрызнулся юноша, но, глядя на Марка, тихо произнёс:
— Спасибо.
Марк только кивнул в ответ. Оскар переменился со времени их первой встречи. Был спокоен и собран. Однако за спокойствием может скрываться как мудрость, так и сломленность. А чаще всего и то и другое. Марк бывал на войне, хоть и никогда не сидел в окопе. Его задачей было доставлять грузы, а не воевать. Иногда отвозил на Ирише дембелей и ветеранов. Но чаще — горы цинковых гробов. Ему довелось повидать немало разных людей. И таких, как Оскар, он тоже знал. Переживших первые ужасы боя, обстрелянных первой артой, похоронивших первых друзей с учебки. Несколько часов реально страшной войны способны изменить человека так быстро, как ребёнок способен придать пластилину новую форму. Способны поменять как тела, так и души. Меняют принципы, идеалы, характер. Выжившие часто теряют связь со своей прежней личностью. Смотрят на себя в зеркало другими глазами, понимая, что осознают себя не благодаря ощущениям, а лишь по воспоминаниям.