— Сколько у нас есть? — затаив дыхание спросил Оскар.
— До начала нашествия полтора месяца. Может, чуть меньше или больше. Скоподромика не точная, а скорее аналитическая наука. Помогает определять вероятности через найденные в поведении толп заражённых закономерности. За счёт знаний рельефа и текущей кластерной конфигурации моделировать движение орды. Однако этот прогноз старый, и я получил его, когда мы ещё выходили с группой на вылазку в лабиринт. Он был скорее основан на статистике предыдущих набегов, а не на конкретных данных. Поэтому я и не хочу засиживаться в этом месте. Только собравшись вместе с тысячами других иммунных, можно увеличить свои шансы пережить орду.
Несколько минут все молча сидели, переваривая информацию. Старожил в это время выпил стакан горохового раствора и смотрел куда-то далеко за пределы кластера. Он чувствовал, что выход в Подземелье Приграничья за полтора месяца до орды было плохой идеей, но тогда по выполнению миссии ему предложили слишком большую награду, чтобы он смог от неё отказаться. Да и группа была сильной, а маршрут изведан. Риск всё же был, но не выше обычного. Однако история не знает сослагательного наклонения, и Стикс дал ему очередной урок, сделав ещё немного мудрее. Больше он не будет гнаться за неуловимой, как падающая звезда, идеей и найдёт новый смысл в этой жизни, а по пути, возможно, сумеет помочь найти свой смысл другим.
Глава 24
Ninsun ṭupšiktu, kalâ šâ iḫḫiz,
harrānam leʾû šēpīni iškun.
Нинсун мудрая,– все она знает,–
Путь разумный нашим стопам установит!
— Эпос о Гильгамеше — Таблица III
— И как нам теперь быть? Выдвигаться завтра спозаранку? — поинтересовался Марк.
— Пару недель ещё отдохнём. Маршрут, который я составил, займёт три недели с учётом времени на еду и сон. Вы к этому моменту должны будете полностью восстановиться. Будем изучать дар Оскара и стараться пробудить способность Марка, тренировать слаженность, стрельбу из арбалетов, восполнять знания о мире Стикса из библиотеки «Глухаря» и приобщаться к имеющимся в бункере технологиям.
На этих словах старожил стал накладывать всем пищу. Часы показывали, что день утекал и клонился к вечеру, а мудро-устроенное освещение мягко подстраивалось под суточный цикл, окрашивая помещения нежными закатными переливами. Мускатно-карамельные арабески танцевали по кухонной утвари, наслаиваясь друг на друга пунцово-ягодной побежалостью. Утомлённые продолжительной беседой лица людей ощутили приятное блаженство перехода ярких иллюминативных элементов в лилейно-тёплую гавань угасающего дня. Даже привычные серые тени окрасились томно-гранатовым лакмусом, таким густым, почти кирпичным.
Приятели ели молча, но не без удовольствия. Каждый из них думал о своём. Хотя большая часть запасов подземного убежища содержалась в консервах и вакуумных упаковках, их вкусовые качества могли спокойно выдержать сравнение с шедеврами Мишленовских ресторанов. А питательная насыщенность была просто запредельной. Какую бы пищу путник ни забрал из бункера с собой в поход, он останется уверен, что получит всё необходимое сочетание веществ для полноценной жизни.
В конце, когда посуда опустела, люди не двинулись с места – наслаждались приятным сытостью, растекающейся по натруженным телам и душам.
— День выдался тяжёлым, но продуктивным, — прервал длительное усталое молчание старожил, — сегодня будет первый раз, когда вы сможете переночевать не в медотсеке, а в спальной, как нормальные люди. Клаустрофобией никто не страдает? — И, видя отсутствие какой-либо активной реакции, сбросил себя со стула, после чего направился противоположное от медотсека направление. Мужчины сложили посуду в посудомойку и отправились за ним.
Когда дверь в спальный отсек отворилась, Марк увидел множество шестигранных люков. Всего их было семнадцать штук. Люки были вмурованы в стены, и лишь елейно-медовый подсвет давал понять, что за ними скрываются капсулы для отдыха и релаксации.
Переползающие с потолка на стены кабели светились довольно тускло, однако разработанные рукой инженерного мудреца, имевшего доступ к передовым нейросетям, они каким-то чудом покрывали светом всё пространство. Казалось, если бы они были расположены не столь грамотно или если были бы хоть немного тусклее, то веки бы самопроизвольно сощурились. Однако этого не происходило. Освещение было идеально подогнано под светочувствительность человеческих глаз.