— Фу, погань немытая, еще и в дерьме извозился, — дворник смачно плюнул на бомжа и удалился по своим делам.
Мямля растер грязь и кровь по лицу, отчего стал еще страшнее.
Его не принимали городские бомжи и гнали от себя, так что этот двор был единственным местом его обитания и кормежки. За домом находился пустырь, на котором Мямля соорудил себе жилище из ящиков и коробок, выброшенных жителями, старый матрас служил ему постелью, а вход в это подобие жилья был просто завешан драным ковром. От дождя его спасал яркий рекламный плакат. Еще в прошлом году во время штормового ветра он подобрал его и завернул свою хибару им, как конфету в фантик.
Сколько ему лет и кто он, Мямля не помнил, как и не помнил того, как оказался на улице. Огромный шрам пересекал его голову от лба до затылка и часто болел на изменение погоды. За это его местные называли еще и барометром. Заслышав, как Мямля воет в своей берлоге, жители готовились к дождю или снегу, в зависимости от времени года. На зиму Зинаида открывала для него подвал и пускала зимовать к себе в кладовку, отгороженную еще ее покойным мужем для хозяйственных целей. На это Степан только ругался на чем свет стоит, но не смел выгнать постояльца с зимней квартиры. Обычный сентябрьский день обещал быть солнечным, но у Мямли разболелась голова еще с самого утра. Да и тумаки от Степана добавили боли в его многострадальную голову. Охая и кряхтя, бомж поднялся, обтер стекавшую с него вонючую жижу и отправился в свою берлогу. Что-то воняло так, что дышать стало совсем тяжело, Мямля закашлялся и, закрыв лицо грязным рукавом, снова погрузился в сон. Разбудил его какой-то грохот и крики людей. Обхватив голову руками, бомж выбрался на воздух и сел, открыл рот от удивления. На его пустыре теперь стояли аккуратные домики, а в усадьбах цвели яблони. Мямля заполз за свою хибару и уставился заспанными глазами на дом, в котором жила Зинаида. В общем, там и смотреть особо было не на что, кроме этого дома больше ничего не было. Ни парка, ни соседних домов и даже остановки трамвая, на которой бомж иногда поджидал свою благодетельницу с работы. Ничего, кроме дома и двора. Бомж тер глаза, колотил себя по и так болевшей голове, но ничего не менялось. Даже заполз в хибару и снова выполз, но дачные домики не исчезли с его пустыря, а дом остался одиноко стоять в окружении высоких деревьев.
Тяжело поднявшись на ноги, Мямля поплелся к дому, из которого слышались истошные вопли. Женщина орала в своей квартире так, как будто ее резали. Уже на подходе к дому бомж узнал голос Зинаиды и ускорился. Дверь в ее квартиру была выдрана и валялась на площадке, загораживая проход в квартиру. Перемахнув через преграду, Мямля очутился в темной прихожей, где и наткнулся на Степана, навалившегося на вторую выдавленную им дверь, из-под которой истошно орала Зиночка.
В полумраке помещения что-то подробнее было невозможно разглядеть, и недолго думая бомж вцепился в плечи дворника мертвой хваткой, пытаясь отодрать его от орущей где-то под ним женщины. Степан как-то странно урчал и сильно вонял тухлятиной.
Мгновенно отреагировав на навалившегося сверху человека, дворник попытался вывернуться и схватить обидчика, но Мямля, сам не понимая как, перехватил амбала за подбородок и свернул ему голову. Раздался хруст позвонков, дворник задрыгал ногами и через минуту затих. Из-под него раздалось всхлипывание и нытье, которое вернуло Мямлю к реальности. Он слез со здоровяка, лежавшего теперь горой неподвижного мяса, и, осознав, что наделал, сполз по стенке, теряя сознание.
Кто-то плескал ему в лицо воду и обмахивал веером, таким большим красивым японским веером.
Женщина причитала и уговаривала его очнуться, ее голос он узнал бы из тысячи других... Зинаида, да, именно она сейчас обмахивала веером потерявшего сознание Мямлю.
Он вытер мокрое лицо рукавом и открыл глаза, перед ним порхал ярко-красный веер с белыми птицами.
— Красивый какой у вас веер, Зиночка, — бомж подал голос.
Женщина отскочила от него, сильно испугавшись.
— Ох, очнулся и не урчишь, ну слава богу, с тобой всё нормально, — женщина протянула Мямле руку и коснулась его лица.
От этого прикосновения у бомжа всё поплыло перед глазами, и его беззубый рот растянулся в идиотской улыбке.
Совместными усилиями они выволокли сильно вонявший труп дворника в подъезд и прикрыли дверью проход. Степан как-то сильно подрос и успел отрастить когти на руках, теперь они больше походили на лапу гориллы, а также где-то потерял штаны (возможно, его намерения к хозяйке квартиры стали более похотливыми).