Я с нетерпением ожидал беседы с графом, ведь поговорить с ним по естественным причинам мне так и не удалось, и я лишь поприветствовал его при встрече в доме. Ожидая выхода графа к обеду, я перебирал в голове кучу разных вариантов своей беседы с ним: и просительный, и убеждающий, и независимый, пока не понял, что это всё бесполезно, и наш разговор с отцом семейства произойдёт по замыслу графа, а не по моей прихоти, и, осознав сей факт, смирился.
Однако обед хоть и прошёл в тёплой и дружественной атмосфере, граф не соизволил сам начать разговор, а у меня не получилось перевести его на нужную тему. Всё случилось сразу после ужина, когда Васильев уже достаточно оправился и начал говорить на интересующие меня темы.
— Спасибо за ужин, дорогая, твоё общество для меня, как бальзам на душу, — сказал он сначала своей жене, потом обратил взор на дочь. — Женевьева, а ты за эти дни побледнела, и в то же время расцвела, как роза, и, кажется, я догадываюсь, почему. Барон, я вам премного обязан, — обратил он свой взгляд уже на меня, — и хоть я уже наградил вас, да и не только я, но и моя жена, и дочь, но чувствую, что вы хотите со мной поговорить совсем о иной для себя награде?
— Нет, что вы, я всецело поддерживаю вашу семью в заботе о Вас и вполне удовлетворён полученной наградой.
— Я понимаю, но вы тоже пострадали в покушении?
— Совсем немного.
— Понятно. Вы уже завтра собираетесь уехать?
— Да, мне пора, к тому же, жандармы вызывают меня на беседу.
— Я понимаю, это обоснованно, поэтому я согласен с вами переговорить наедине, вы готовы?
— Спасибо! Конечно!
— Тогда идёмте.
Граф встал и неспешно двинулся в другую комнату, а я вслед за ним.
— Дорогая, пришли, пожалуйста, Женевьеву, и сама зайди, когда я вас позову.
— Да, дорогой.
Граф кивнул и пошёл дальше, погружённый в собственные мысли. Войдя вслед за ним в рабочий кабинет, я остановился у порога, плотно прикрыв за собой дверь и не зная, что делать дальше.
— Проходите, барон, присаживайтесь, где вам удобнее, в ногах правды нет, она есть лишь в силе.
— Слушаюсь, Ваша светлость, — я оглядел кабинет в поисках стула, попутно рассматривая его. Кабинет полностью соответствовал характеру хозяина и был выдержан в строгих тонах. Мебель в нём стояла дорогая, сделанная на заказ.
Граф уселся за стол, в большое кожаное кресло, кроме которого в кабинете находились ещё два кресла, поменьше и попроще, но тоже очень удобные, сделанные из кожи. На стене за столом висела картина, изображающая в полный рост императора Павла V, облаченного в парадный мундир. Выбрав себе кресло, я расположился в нём, но чувствовал себя, как уж на раскалённой сковородке, да и немудрено, почему.
— Ну-с, господин барон, приступим к самому важному для вас вопросу. Вчера вечером супруга рассказала о разговоре с вами, а также о вашем нетерпении увидеть меня и переговорить о женитьбе на моей дочери.
— Да, ваша светлость! — подскочил я с кресла, не в силах удержаться в порыве волнения.
— Не волнуйтесь, барон, присаживайтесь, мы с вами сейчас разговариваем не как граф и барон, а как два человека, разделившие одну судьбу на двоих.
Я в удивлении разинул рот и шагнул назад, чуть не упав в кресло, и только в последний момент смог удержаться на ногах, после чего осторожно присел в него. Граф подождал ещё несколько минут, пока я окончательно успокоюсь, и продолжил.
— Барон, мы с вами ехали в одном автомобиле, где, кроме нас, находились ещё два человека, и вчетвером мы должны были погибнуть в тот неприятный вечер. Я разговаривал со следователем сыскного отдела, который занимался разбирательством нападения на нас, а также с жандармами, и мне в деталях и досконально объяснили, что ни у кого из нас шансов в тот вечер выжить не имелось. Да, возможно кому-то из нас могло повезти, и он оказался бы тяжело ранен, и даже смог выжить, но это всё умозрительно, и можно упоминать только в сослагательном склонении… — граф сделал паузу, во время которой я ответил ему.
— Ваша светлость, я выполнял свой долг и защищал не только вас, но и себя.
— Я понимаю, вы защищали всех, и в тоже время могли защищать только себя, и некому было бы упрекнуть вас в этом.
— Тогда я бы не смог жениться на Женевьеве, — невольно вырвалось у меня шёпотом, но граф услышал.
— Вот как? Да, это весомый аргумент, но почему же вы решили, что в случае моей гибели у вас отпала всякая возможность решить вопрос с женитьбой на моей дочери?
— Ваша светлость, я бы не смог ей смотреть в глаза и считал себя предателем, и она это тоже, я думаю, прекрасно бы понимала.