Граф вновь отпил со своего бокала, словно черпая из тонизирующего напитка храбрость, чтобы сказать мне правду и принять верное решение. От его слов у меня тоже пересохло во рту, и я практически залпом выпил всё содержимое бокала.
— Вижу, что вам понравился напиток, как и мне. Вы готовы, барон, жениться на моей дочери, если она даст на то своё согласие?
— Да! Я люблю её и готов на всё ради неё!
— В этом я уже имел возможность убедиться. Что же, тогда послушаем, что скажет моя дочь, — граф поднял со стола бронзовый колокольчик и сильно потряс им. Колокольчик издал мелодичный звон, дверь в кабинет открылась, вошёл слуга, выслушал приказ графа и, слегка поклонившись, ушёл за супругой и дочерью графа. Они пришли почти сразу же, очевидно, ожидая, когда их позовут.
Первой вошла графиня, тихо шурша по полу длинной юбкой красивого платья, затем в комнату буквально впорхнула Женевьева, бледная, с горящими от любопытства и возбуждения глазами, нервно сжимающая в руках батистовый, белый с синим платочек.
Графиня подняла глаза на мужа, обменялась с ним одним им понятным взглядом и видимо догадалась, какое он принял решение, после чего как-то облегчённо вздохнула и присела на свободное кресло, я тут же отступил от своего и предложил его Женевьеве. Девушка благодарно кивнула и уселась на самый краешек.
Граф подлил в бокалы напитка, сделав паузу, за время которой все уселись и приготовились к разговору. В том, что Женевьева, как и графиня, знали, какие вопросы начнет задавать им граф, я не сомневался, легко поняв это, как по поведению девушки, так и по выражению лица её матери, ведь всё давно для всех стало очевидным. Однако интрига ещё сохранялась, особенно для меня, мало ли, о чём разговаривала Женя с графиней, которая могла попытаться отговорить дочь или возникли дополнительные препятствия.
Я очень боялся услышать роковой для себя ответ, моё сердце трепетало и рвалось из груди, словно запутавшийся в сетях дикий гусь, что мощными крыльями пытается разорвать прочные тенета, но никак не может этого сделать вовремя.
— Дочь, я думаю, что ты знаешь, зачем я тебя сюда позвал, или это не так?
— Я догадываюсь, папа.
— Хорошо, — кивнул граф и взглянул на меня.
— Перед тобой стоит барон Дегтярёв. Ты его знаешь, как своего сокурсника и юношу, что совершил немало подвигов во славу Склавской империи, он награждён высшим орденом Белого орла, которым похвастаться может далеко не каждый дворянин, состоящий на военной или государственной службе, а этот юноша уже его заслужил своей кровью. Да и орден Анны «За храбрость» дают не за красивые глаза, как ты знаешь.
— Да, папа.
— Так вот, этот достойный юноша признался нам, что любит тебя, желает просить у нас твоей руки и надеется на ответные чувства, которые ты можешь к нему иметь. Это так?
Женевьева вспыхнула ярким румянцем, который явно стал заметен на фоне её очень бледной кожи.
— Папа, я не совсем поняла вопрос, который ты мне задал, что ты хочешь услышать от меня в ответ?
— Дочь моя, ты любишь этого юношу?
— Да, папа, — быстро сказала девушка и тут же отвела глаза, устыдившись такого откровенного признания.
Графиня громко вздохнула, не скрыв своего удивления от открытого, хоть и давно ожидаемого признания.
— Прекрасно, значит, у барона действительно есть шанс на тебе жениться, но остался второй вопрос, главнее первого, ведь чувства — это одно, а ответственность за судьбоносное решение, влияющее на всю последующую жизнь, это совсем другое. Поэтому, после того, как мой вопрос прозвучит, я не буду торопить тебя, ты можешь подумать и дать ответ не сразу. У тебя есть время всё хорошо взвесить до завтра, но желательно озвучить решение до отъезда барона, ведь он должен знать твой ответ и ехать со спокойным сердцем, каким бы ни оказался результат: хоть горьким, хоть радостным.
— Я понимаю, папа.
— Хорошо, тогда скажи мне, дочь, готова ли ты выйти замуж за барона и отдать ему свою руку и сердце для любви и совместной жизни?
Выслушав отца, Женевьева, гордо вскинула голову, посмотрела на меня, трепетавшего в ожидании её решения, наши глаза встретились и на тот самый краткий и решающий миг словно проникли друг в друга. Её глаза говорили: «Ага, боишься, что я тебе откажу⁈»