Я застыл, глядя в любимое лицо, наши глаза встретились.
— «Спаси меня!» — говорили её глаза.
— «Спасу!» — отвечали мои.
— «Быстрее, пожалуйста!!!».
— «Нельзя торопиться, всё только начинается и не должно плохо закончиться».
— «Я тебя умоляю, Фёдор!!!» — глаза Женевьевы наполнились слезами в ожидании развязки, её жизнь в этот момент висела буквально в миллиметре от смерти, и мне нужно удержать этот миллиметр любой ценой, но как⁈
Всё, что я мог сейчас, это в бессилии наблюдать за действиями террориста, в руках которого находилась жизнь Женевьевы, понимавшего, что я это тоже осознаю. Мне надо вырвать инициативу из его рук. Да, я расправлюсь с ним, если произойдёт непоправимое, но станет ли мне легче от этого? Думаю, нет, убью ли я его быстро, или долго и мучительно, из чувства мести, всё это на самом деле уже окажется совсем неважно.
Моя задача — не допустить непоправимого, и я её выполню…
— Проходи, — я сделал шаг в сторону.
Террорист заколебался, а я лихорадочно обдумывал варианты и взвешивал шансы на то, смогу ли я закрыть от пули девушку. Скорее нет, слишком малое расстояние, даже если я смогу просунуть кромку щита между срезом ствола револьвера и кожей виска, это не спасёт Женевьеву. Слишком малое расстояние, щит не удержит пулю, ему просто некуда будет перенаправить её кинетическую энергию так быстро и в таком объёме.
Но что же делать? Отпускать террориста нельзя. Иначе всё закончится очень плохо, абсолютно для всех, и я потеряю инициативу в этом бою, если уже не потерял. Время быстро утекает, и скоро сюда сбегутся остальные бандиты, а те два трупа, что лежат возле нас, не испугают ни этого урода, ни тех, кто подоспеет ему на помощь.
Однако выход всё равно должен быть, нужно найти, а что, если… но додумать правильную мысль мне не дали. Анархист шагнул ко мне, продолжая крепко держать девушку, я отступил, выйдя в коридор и дав ему проход. Он вышел и начал пятиться назад, довольно оскалясь, я ему не препятствовал. Я его понимал, он уже слышал топот бегущих со всех ног к нам отовсюду людей, и это явно не полицейские или прислуга графа.
Оставалось всего ничего до ужасной развязки, надо срочно что-то предпринять. Сейчас моё оружие, к сожалению, бесполезно, я взглянул на револьвер с одним патроном и подумал, что стоит достать и пистолет, подаренный Женевьевой. Пусть она видит, что подаренное ею оружие станет убивать наших врагов, а говорливый анархист продолжал тем временем вещать.
— Тебе это не поможет, сопляк, кто бы ты ни был, против пятерых ты не удержишь свою защиту. Ты не Бог, хоть и дароносец, знавали мы таких! Ты сегодня умрёшь, но не сейчас, а чуть позже. Мы отомстим за наших братьев, а с твоей графиней позабавимся. Ты же, дурачок, даже сисек её не лапал, а я, вот, смотри, как могу. Ага, упругие, большие, приятные, ни разу никем не целованные! А теперь их попробует вся наша команда, а ты никто! Ты ничего не можешь, даже имея свой дар! Ты осёл, ты червь, ты смешон! — анархист издевался, буквально выплёвывая из своего поганого рта придуманные на ходу оскорбления, откровенно глумясь надо мной и моей любовью.
Ладно я, но моя любовь — это выше и больше жизни, это всё, из чего я состою, больше, чем я себя осознаю. Это не тело, не вода и соль в крови, не кальций и кремний в моих костях и волосах, не нейроны, жир и углеводы в тканях моего мозга. Это моя душа, моя частичка, мои эмоции — моё всё, и если я не могу защитить это, значит, я готов умереть, но умереть не просто так, а ради жизни, пожертвовав собою, если это потребуется.
Решение пришло ко мне неожиданно и совсем не такое, что, казалось бы, напрашивалось само собой. Меня осенило, что я ведь могу с помощью щита подтолкнуть руку анархиста так, что ствол револьвера отклонится от головы девушки, и выстрел её, скорее всего, не заденет. Могу, но это риск, а попыток переиграть мне никто не даст, эта станет первой и последней, и поэтому я не решился её предпринять.
В это время в коридор, а точнее, большую комнату, где мы все стояли, начали забегать спешащие на помощь своему «коллеге» другие бандиты. Сюда вёл только один коридор, и все террористы появлялись друг за другом из него, хоть и спешили со всех концов особняка. Сзади меня кто-то сразу открыл огонь, но я не израсходовал и половины силы дара, и пули не причинили мне никакого вреда, с ужасом я понимал, что действовать нужно либо сейчас, либо никогда.
Щит практически бесполезен в данной ситуации, оружием воспользоваться я могу, но стрелять нужно в того, кто держит Женевьеву, это опасно для девушки, а с появлением других бандитов и бесполезно. Я взглянул на Женевьеву, наши взгляды опять встретились. Сердце моё дрогнуло, заходясь в муках поиска выхода, и тут я понял, что можно сделать. В голове словно сверкнул отблеск сознания, и я решился.