— Хочу тебя обнять, — Шумаков произносит это вслух, а мне сначала даже кажется, что это у меня галлюцинации. — Очень, — тянет ко мне руки.
Обвивает меня. Шумно тянет носом воздух. Наши лица очень близко, оказывается. Запретно. Очень запретно.
— Я не хочу, — качаю головой. — С меня, наверное, хватит. Я глупая. И, как оказалось, беспринципная, но у меня есть лимит на эмоции. На боль. Я многое заслужила за все это. И то, что произошло в туалете, и вообще.
Шумаков резко сдавливает мое тело. Встряхивает, вынуждает посмотреть ему в глаза.
— Хуйню не неси, — выдает максимально грубо. — Какое, лядь, заслужила? Изнасилованной и избитой быть заслужила? — давит голосом.
Я тушуюсь. Сжимаюсь в комок. Его слова проникают в мой разум, но не задерживаются там. Правда, легче мне все равно становится. Словно кто-то позволил мне не обвинять себя в случившемся, что я изощренно делаю со вчерашней ночи.
Виню во всем себя. Убеждаю, что так мне и надо. Убиваю себя морально.
Мот злится, запрокидывает голову к потолку. Замирает так на немного. Шумно выдыхает. Меня все это время сжимает в своих руках, как тряпичную куклу. Я не сопротивляюсь, но инициативы не проявляю. Просто принимаю все как должное.
— Ты в моей голове, — произносит на выдохе. — Постоянно. Но я не могу тебе ничего предложить. Ничего изменить не получится. Можешь считать меня мудаком, слабаком, гондоном последним. Но свадьба состоится. Ее не будет лишь в одном случае, если я сдохну. Я не прошу тебя понимать и принимать это. Как и прощать, наверное. Об этом не имею права просить тоже. Просто знай, что ты ни в чем не виновата. Я мудак, я все это допустил.
Матвей касается губами моей щеки.
— Извини.
Обнимаю его в ответ лишь сейчас. Крепко. Будто он самый родной мне человек.
— Извиняю, — бормочу ему в шею. — Я очень хочу, чтобы у тебя все было хорошо, — выдавливаю из себя улыбку, когда сталкиваемся глазами. — Я правда всегда хотела, чтобы ты был счастлив. Ты хороший, — набираюсь смелости и прижимаюсь к его губам своими.
Шумаков стискивает меня крепче, а потом смотрит куда-то вбок.
Прослеживаю его взгляд и покрываюсь мурашками. Он на Вадика смотрит. Тот бросил машину на другом конце парковки и широким шагом идет к нам. Не знаю, лица не вижу, но мне кажется, он в бешенстве.
— Матвей, что происходит? — шепчу.
Дверь в салон в этот момент открывается. Резко. Брат рывком тянет Мота за шиворот на улицу и не церемонясь бьет его по лицу.
Взвизгиваю и вылетаю из машины следом за ними.
— Что ты делаешь? — кричу, в панике наблюдая за тем, как Вадик бьет Мота по лицу.
Шумаков даже не сопротивляется. Он просто позволяет себя бить и… Улыбается?
Вадик наносит удар за ударом. У Мота все лицо в крови, а он скалится. Эта его улыбка ужасает до глубины души. Прижимаю руки к груди. Трясет. Губы дрожат.
— Урод. Она моя сестра. Ты мой друг. Ей девятнадцать! — Вадик встряхивает Матвея. — Убью, слышишь? Я тебя здесь закопаю.
Мой брат все знает. Точно знает, иначе не реагировал бы вот так.
Но Матвей, зачем он провоцирует? Делает же только хуже.
— Прекрати. Пожалуйста. Прекрати, — умоляю, пытаясь оттащить Вадю от Шумакова хотя бы на миллиметр. — Ему же больно!
Мне больно на это смотреть. Мое сердце пронизывают сотни иголок. Чувствую себя жалкой и бесполезной. Вадик не поддается. Он сейчас абсолютно неуправляемый. Не слышит ни черта. Мои слова для него ничего не значат.
Голова кружится от происходящего. Тошнота, что преследует с самого утра, лишь усиливается.
— Вадечка, пожалуйста, — захлебываюсь слезами. Пытаюсь влезть между ними, а толку?
— Уйди! — брат отталкивает меня.
Получается резко и неожиданно. Я пячусь, запинаюсь и падаю на задницу. В глазах искры от этого падения. И не потому, что больно, я просто смотрю на свою реальность с другого ракурса. Мои поступки не просто меня уничтожили, они еще и дружбу Вади с Мотом на ошметки разодрали.
Растираю по лицу слезы. Всхлипываю и шепчу что-то нечленораздельное. Со стороны может показаться, что молюсь. Но нет. Я не в силах больше кричать и просить брата остановиться.