— Не физически. Я люблю тебя с детства, — всхлипываю. — Я не знаю, когда это пройдёт. Я не знаю, хочу ли я, чтобы это прошло. Я постоянно думаю о той ночи. О тебе думаю. Мне грустно. Я страдаю.
— Прости, — Матвей как-то странно улыбается, обводит мои губы большим пальцем, а потом прижимается своими.
Клеймит этим поцелуем, сначала нежным, а потом глубоким, покоряющим. Наши языки сталкиваются и танцуют какой-то понятный только им танец. Мне вкусно. Счастливо.
Я счастлива! Пусть на какие-то минуты, но я хочу пребывать в этом состоянии. Никто у меня сейчас не сможет его отобрать.
— Ты сладкая, — его шепот вызывает мурашки, а слова доводят до точки невозврата.
Искрит.
— Моя девочка, — Матвей говорит с перерывами на поцелуи.
Присасывается к моим губам, а потом выдает по слову с хрипотцой.
— Мот…— бормочу, обвивая его шею руками. Чувствую ответные объятия. Закрываю глаза, а внутри все содрогается. Это адреналин. Эндорфины. Любовь.
Матвей нетерпеливо вырисовывает дорожку из поцелуев на моих ключицах, а я пошевелиться не могу.
— Аленка, — снова в губы, с громкий, пошловатым причмокиванием.
Боковым зрением замечаю, как мама Матвей оборачивается на машину. Взмахивает рукой своей подруге, улыбается и направляется к нам.
Тут же отталкиваю Шумакова. Нервно поправляю волосы, тру губы пальцами и часто дышу. Грудь вздымается, и я замечаю, как Мот на нее пялится.
— Твоя мама, — затягиваю волосы в хвост и оттолкнувшись, прилипаю к спинке диванчика.
— Вы чего тут сидите? — Виолетта Денисовна открывает дверь.
— Заболтались, — Матвей медленно поворачивается к матери.
— Ну тогда идемте есть. Я проголодалась ужас просто.
Обшариваю себя ладонями, прежде чем вылезти из машины на улицу. Хочу убедиться, что сарафан в норме, прическа, что на лице нет и намека на то, чем мы с Матвеем тут занимались. А он, будто специально же медлит. Наблюдает за тем, как я спрыгиваю на асфальт, и, кажется, даже касается моей поясницы, чуть придерживая.
Нервно улыбаюсь и прячу взгляд.
Слышу, как внутри машины щелкают замки и, ускорив шаг, нагоняю Виолетту. Еще одного прикосновения Матвея не выдержу сейчас.
Спиной чувствую, что он смотрит, идет специально позади нас. И пялится! Уверена.
Но в ресторане эти муки, тщательно перемешенные с потаенным в груди удовольствием, не заканчиваются.
Шумаков будто специально постоянно меня касается. Так невзначай. Со стороны, возможно, вообще не видно ничего, но у меня ощущение, что нас сейчас весь ресторан молча осуждает.
Поднимаю взгляд, смотрю на Виолетту Денисовну. Она ест стейк из лосося с какими-то огромными листами салата и заметив мое внимание, спрашивает:
— Как твоя учеба, кстати?
— Первый курс остался позади, — улыбаюсь. — Все нравится.
— Это хорошо. Матвею никогда не нравилось учиться. А вот Юле наоборот — итог красный диплом.
— И препод с декретом в подарок, — Матвей ухмыляется, откидываюсь на спинку стула.
Он сидит в очень открытой позе. Вальяжной я бы даже сказала.
Мне становится неловко. Юля, сестра Матвея, вышла замуж за преподавателя своего. У них маленькая разница в возрасте, они поженились сразу, как она получила диплом, а через год родили ребенка.
— Ну это уже жизнь, — Шумакова пожимает плечами. — Тебе вот образование не особо пригодилось, так что вся твоя незаинтересованность экономикой оправдана. Юля нашла свою любовь и счастлива. Как я говорю, каждому свое.
— Отец бы с тобой поспорил.
— Он всю жизнь со мной спорит, — Виолетта так ослепительно тепло улыбается, что я ловлю себя на том, что зеркалю ее.
Такие они милые с дядей Лешей, когда их вдвоём видишь. Не раз себя ловила на том, что по белому завидую Шумакову. У него классные родители. Мои когда-то были такими же. А потом не стало мамы и отец перестал быть человеком…даже каким-то подобием на него быть перестал.
У Виолетта Денисовны звонит телефон, и она отлучается на пару минут.
Матвей смотрит ей вслед, а потом поворачивается ко мне.
— Ты серьезно хочешь остаться тут на всю жизнь?