Отчасти Костя был прав. Конечно, Юлька не отважилась бы притти в мужскую школу одна.
— Разве могла она пропустить такой случай, когда меня принимают в комсомол? — ворчал сконфуженно Костя. — Она уговорила Аллу. Понятно, понятно! И меня еще называют Юлькиной тенью? Вот кто тень — она, а не я.
Но в глубине души Костя был тронут.
А Юлька чувствовала себя не очень уверенно даже в компании с Аллой. Ее вытянувшееся от волнения лицо побледнело. Надо было выдержать удивленное молчание переполненного ребятами зала и, главное, надо у всех на виду сделать десять шагов, чтобы найти где-нибудь место. Не стоять же весь вечер здесь, у дверей, как на выставке!
Кто-то насмешливо крикнул:
— Вы ошиблись! У нас не турнир!
— У вас открытое комсомольское собрание, — спокойно ответила Алла.
А Юлька с облегчением вздохнула: к ним направлялся Алеша Чугай.
— Здравствуйте! У нас открытое собрание, верно. Садитесь! Пожалуйста!
Не глядя. Чугай поднял за плечо первого мальчика, какой попал ему под руку, и с необыкновенной галантностью предложил Алле освободившийся стул. Тем же способом он раздобыл стул для Юли.
Девочки сели в простенке между двумя окнами. Они не шептались, не обменивались на ухо мнениями. Алла решительно никакого внимания не обращала на тех ротозеев, которые все еще продолжали рассматривать известных шахматисток из соседней школы. Юлька старалась держаться так же независимо, не спуская напряженного взгляда со сцены.
В конце концов самым любопытным из ребят наскучило вертеть головами. Они забыли о девочках, тем более что раздался громкий голос Богатова:
— Считаю собрание открытым.
По залу прошел гул и утих.
«Началось!» подумал в смятении Саша.
…Выбирали председателя, секретаря, голосовали, шумели, утверждали повестку. Все это проходило мимо Саши, где-то вне, далеко.
Неожиданно Саша увидел на сцене Юру Резникова. Он стоял за столом с густо красными, словно натертыми свеклой щеками.
— Слово Богатову! — прокричал Юра Резников во всю силу мальчишеских легких, и гордясь и стесняясь своей роли председателя, но в то же время стараясь показать, что вести собрание для него вполне привычное дело.
Что-то говорил Богатов. Вдруг зал умолк. Семиклассники в первых рядах повернулись.
— Почему они смотрят? — спросил Саша Костю.
— Ты не слышал? Объявили повестку. Нас обсуждают первым вопросом.
Только теперь до Саши отчетливо донеслись слова Богатова:
— …решим, достойны ли они вступить в комсомол. Мы принимаем в организацию новых членов. Мы должны знать, кого принимаем.
И словно ударило молотком по виску:
— Емельянов!
— Выходи сюда, на сцену, — сказал председатель. Юра произнес эти слова негромко, смущенный глубоким молчанием. Чтобы нарушить его, он звякнул колокольчиком.
Саша шел между рядами стульев. Это был самый длинный путь в его жизни. И все же он не успел собраться с силами, пока приблизился к сцене, и чувствовал, что даже губы у него побелели. Они были сами по себе, дрожали и прыгали, не подчиняясь усилиям его воли.
Гордый тем, что держит в образцовом порядке такой переполненный зал. Юра распорядился важным председательским тоном:
— Рассказывай биографию.
— Я родился… — начал наконец Саша.
Но тут что-то изменилось в зале. Движение пробежало по первым рядам, шопот, нарастая, поднялся до шума, чей-то выкрик оборвал Сашину речь:
— Не надо! Биографию после! Расскажи, что было в субботу перед уроком физики!
В самой гуще толпы, направо, налево эхом повторялся вопрос:
— Что было на физике? Расскажи о вольтметре!
Так надвинулось то, к чему Саша готовился эти два дня. И вдруг что-то затихло в нем, улеглось. Он начал различать перед собой знакомые лица и, чтобы быть ближе к ним, подошел к краю сцены. Голос его слегка вздрагивал, но сейчас даже шопот был бы в зале услышан.
— Когда у Надежды Димитриевны разбился вольтметр, ребята решили сделать новый прибор. Все согласились, чтобы прибор сконструировал я.
— Кроме тебя, никто не сумел бы его сконструировать?
Вопрос задан был из президиума. Саша оглянулся. Он не знал, кто тот человек, который сидел рядом с директором. Его коричневые глаза смотрели прямо и чуточку жестко.
Саше не дали ответить. Из рядов семиклассников раздались голоса:
— Конечно, сумели бы! Юрка Резников сделал бы!
— А Ключарев?
— И Гольдштейн!
— Я!
— И я!
Резников звякнул колокольчиком: