Это возымело действие. Укол Дайан получил.
— Боже, — выдохнул Брук, чувствуя, как его накрывают покой и теплота, погасившие огонь схваток. Он счастливо перевернулся на спину, наблюдая за тем, как устанавливают поясную ширму. Избавиться от изматывающей боли было отлично, так отлично, что он готов был причинять добро каждому.
Слева появилась хирург, разглаживая манжеты перчаток.
— У вас красивые глаза, — великодушно сказал Дайан.
Та прыснула под маской:
— Спасибо, у вас тоже красивые, мистер Сойер.
— Как вас зовут?
— Вивиан. Доктор Вивиан Кей.
— Доктор Кей, вышьете на мне ваши инициалы?
— С чего бы мне? — доктор Кей подняла брови.
— Всегда подозревал, что хирурги развлекаются с пациентами именно так, — легкомысленно повёл пальцами Дайан.
— Нет, я не стану, — коротко засмеялась та и скрылась за ширмой.
Дайан чувствовал давление и действия со своим телом, скрытые от него ширмой. Ещё чувствовал сожаление, что не может видеть самой операции. И он потерял счёт минутам, поэтому не знал, как быстро ему показали дочь.
— Красавица, — сказал доктор Келли, поднося девочку к лицу Дайана.
— Элиза, — позвал он.
— Мяу, — откликнулась та.
Ригана принесли две минуты спустя.
Тот молчал, только поводил розовым носом.
Джон наблюдал из-за стекла. Он видел обоих младенцев. Розовые и абсолютно белобрысые, те не издали ни звука, отказываясь демонстрировать объёмы лёгких, как их ни вертели при осмотре.
***
Никки увидел, как открылась дверь в «The smells», потом белый утренний свет в проёме померк, заслонённый фигурой входящего. Никки понял, что это Элек, потому как только его громадина могла занять собою всё пространство двери.
Элек окинул медленным взглядом цветной полумрак танцпола, освещённый и сверкающий стеклом бар, снова вернулся к лениво двигающейся у пилона Золотку, оглядел сидевших вкруг танцпола четвёрку байкеров и одного на вид страдающего утренней бессонницей бухгалтера. И только после всего этого нашёл взглядом брата.
Никки стало ясно, что Элек продолжает злиться и по возможности игнорировать его. Хотя это «по возможности» не исключало некоторого потребительского участия.
— Есть сигареты? Мои закончились, — сказал Элек, подходя.
Никки молча протянул мягкую упаковку «Лаки страйка».
Элек вытянул сигарету и убрал пачку в свой карман.
— Мать твою, Элек, даже так? — дёрнулся Никки.
Элек кивнул и уселся на барный стул.
Бармен был новым, но он уже знал, что наливать. Поэтому молча подвинул конунгу шот с водкой.
— Спасибо… — Элек прочитал имя на бедже, — Эш.
— Не за что, мистер Милднайт.
Элек молча выпил и продолжал курить.
— Ну, раз ты в прежнем настрое, присмотри тут за бухгалтером. Мутный тип, — решил не нагнетать Никки, забрал со стойки шлем и вышел из клуба.
Он не стал бросать «боливар» в половине квартала, как брат, потому что не держал намерения скрывать своё присутствие.
Иво закончил с заменой проколотого колеса и прощался с водителем.
Никки знал, что по субботам Иво был в гараже один. Двое других механиков брали выходной.
— Привет, — Никки Милднайт шагнул в гараж и ухватился за телескопический шток, дожидаясь, когда Иво войдёт следом.
— Привет, — сказал Кэтспо.
Никки опустил ворота. И сразу же подтянул Иво ближе, заставив отклонить подбородок. Яркие тёмные следы от пальцев, один справа и четыре слева, проступали у того на шее.
— Элек заходил, — видя вопрос и закипающую ярость во взгляде Никки, объяснил Иво, высвобождая волосы из руки конунга и чуть отходя.
— Сукин же сын, — Никки вернул Иво обратно, — он сделал тебе ещё что-то?
— Нет, — Иво справился с ассоциацией и послушно встал ближе, позволив Никки обнять себя. Всё же требовалось усилие, чтобы настроиться на верное восприятие. Иначе можно было застрять в неком шизофреничном треугольнике, где один и тот же Милднайт сначала пытается сломать Иво шею, а спустя какой час покрывает ту поцелуями. Кэтспо напомнил себе ещё раз, что рядом с ним именно Никки, который всегда был терпелив, мягок и нежен, если, конечно, самому Иво не приходило в голову что иное. А поскольку сегодняшнего утра хватило, чтобы покрыть суточную потребность Иво в грубости, он с облегчением охватил шею и плечи конунга в локти и прогнулся у того в руках, едва поднимаясь на носки. Не то чтобы Иво не хватало в росте. Свои шесть футов его устраивали. Просто сам Милднайт был двухсот сорока с лихером фунтовым здоровым мужиком, и Кэтспо терялся в его близости. Это было охуенным, если честно. Потому что Иво чувствовал себя защищённым и любимым.
— Пойдём наверх, — прогудел Никки и, не дожидаясь согласия, почти поволок Иво за собою.
Поднимаясь по лестнице, и тот и другой начали раздеваться. До кровати добрались в одних джинсах и обуви.
Никки рухнул на застонавший матрац, стаскивая с себя казаки. А скинув ботинки, тут же ухватил Иво за запястье, подтащил, стянул с того джинсы, не озаботившись расстегнуть ни пуговицу, ни молнию.
Иво втянул воздух сквозь зубы.
— Прости, милый, — Никки прижался губами к горячей белой коже Кэтспо у бедра, мокро облизал, прикусил, спустился к наливающемуся члену ртом.
— Где там твой чёртов тюбик с клубникой?
— Он всего лишь пахнет клубникой. И он не мой, — напомнил Иво, вцепляясь всей ладонью в сплетённые на макушке волосы конунга.
Огромные ладони Никки сжали ягодицы Иво, и пальцы нетерпеливо замерли между, блуждая и продавливая.
— Мой мы прикончили, а этот оставила Сесси, — Иво оперся второй рукой в плечо Никки, склоняя голову от кайфа мокрого и глубокого отсоса.
— Будешь и дальше трепаться, я начну без него, — пообещал Милднайт, сдвигаясь назад и сужено смотря снизу.
Иво закусил губу, вспомнив, как могут вести себя пальцы Никки в его заднице. И сегодня, пожалуй, стоило воспользоваться лубрикантом. Поэтому он, окончательно скидывая джинсы, дошёл до тумбочки в изголовье, выловил, не глядя, баллон с клубничным лубрикантом. Вернулся. Выдавил Никки в поднятую горстью ладонь розовый прозрачный гель. Тот снова взял в рот член Иво, вместе с тем пропихивая в него палец, мягко и не спеша, наполовину. Выскользнул, вернулся так же, но уже двумя, снова выскользнул. И окончательно вкрутил уже оба, глубоко проворачивая и разводя.
Иво застонал, запрокидывая голову, пальцами впиваясь в горячие плечи Никки, на одном из которых вовсю цвёл синяк, полученный в лиловой гостиной Сэндхилл. Кажется, этим плечом Никки сшиб с места кресло.
Милднайт пустил пальцы резче и глубже, точно также пропуская член Иво в горло.
— С-с-с… боже, да, — выдохнул тот, почти усаживаясь на трахающую его руку и начиная спускать в рот Милднайта, — Никки, Никки-Никки-Никки…
Никки сглотнул в последний раз, отстранился, выпуская Иво, потому что Кэтспо только что пропустил модуляцию в его имени. Хмыкнул, чувствуя, что заводится в разы больше.
— Ложись лицом вниз, — Никки навис сверху, расталкивая Иво колени, а следом разводя ему бёдра, руками заставляя лечь всем телом на кровать, придавливая.
Кэтспо дышал быстро и нетерпеливо, едва пережидая отсрочку.
Когда член Никки вошёл со всего маху, но замер, давая прочувствовать размер, Иво зарычал и застонал одновременно, топя голос в нагретом солнечными лучами из окна покрывале.
— Да? — склонившись к его уху, прошептал Никки. — Так тоже — да?
Иво не ответил, только вытянул вниз руку, нашёл бедро конунга, сжал и дёрнул к себе.
Никки навалился сверху, скрывая его под собою, отпуская бёдра медленно и не спеша, давая возможность насладиться глубиной и движением. Вслушиваясь в стоны под собою, Милднайт зубами стащил резинку с волос Иво, тут же зарываясь в те лицом. Ароматы тёплый мятный и наносной от механики обволокли, заставили впустить зубы в волосы, глухо рыкнуть.
— Никки, — наконец смог связно произнести Иво, — быстрее.
Он успел выбросить обе руки вверх, цепляясь за спинку в изголовье. Это помогло ему остаться на месте, иначе Никки вполне мог скинуть его с кровати, протаскивая в глубоких и быстрых толчках. Иво скулил и пропускал рваные выдохи, едва не распадаясь под ворочающимся Милднайтом, а в секундные моменты передышки покрывался ознобом, когда чувствовал, как тот любяще целует кожу спины и плечей там, где Иво соскальзывал по стене. И царапает бородой.