— Будьте осторожны! В такой-то час на такой-то дороге произойдет катастрофа.
Первое время я лез из кожи вон — старался оповестить родных и знакомых, радио и газеты, весь мир. Но меня посылали куда подальше, советовали не каркать. Мне не верили. А катастрофа происходила: десять раненых, пять убитых. Обычно гадалки предсказывают счастье, удачу, любовь, и ничего, если исключить случайные совпадения, не сбывается. Но им верят. Мирандабра же предвещала только напасти, и люди затыкали уши. Хотя самое худшее-то как раз и сбывалось. Странная логика. Считается, что большинство людей — пессимисты. Так почему именно я, человек жизнерадостный, доброжелательный, — почему только я должен был принимать на себя это тяжкое бремя — знать о всех бедах заранее? Я страшно мучился, изнемогал. А бедствия все сыпались и сыпались и рождали во мне чувство вины. Да, я чувствовал себя виноватым в том, что всегда все знал и ничего не мог предотвратить; подспудно к этому примешивались другие угрызения: сам-то я каждый раз избегал предсказанных несчастий, а вместо меня день за днем погибали другие. Да-да, вместо меня! Боюсь, моя собственная смерть постоянно откладывалась на день благодаря этим жертвам. Мой неоплатный долг все возрастал. Я постоянно оказывался единственным уцелевшим в очередном эпизоде вселенской кровавой бойни, несчастной Кассандрой, дожидавшейся уготованной ей участи умереть последней. О, если бы я мог не слышать больше гадалку!
Я все еще жив. И небо до сих пор не рухнуло на землю. Пустое, равнодушное, оно по-прежнему блистает синевой. И я люблю его успокоительную бесконечность. Вообще же более всего на свете я люблю наимельчайшие малости: тень от какой-нибудь мошки, первую каплю дождя, шевеление реснички инфузории. Ничто не кажется мне чересчур ничтожным, крошечным и хрупким. Я постарался отстраниться от человеческих мерок, отключить эмоции. В конце концов, будущее — это не что иное, как с опозданием явившееся настоящее. А судьба — всего лишь нескончаемая тоска. Чтоб не сойти с ума, я превратился в фаталиста. И старая стерва, видно, это почувствовала. Постепенно она перестала возвещать мне всякие бедствия и сосредоточилась на главном: на моей кончине.
— Не забудьте, дорогой мсье Шансек: завтра вы умрете, — зловеще куковала она каждое утро.
Потом от нее стали приходить записочки в конверте с одним словом: «Завтра», без адреса и подписи, будто приглашение на тайное любовное свидание. «Завтра». Это волшебное заклинание на день, мое «carpe diem» и залог моего долголетия.
Но вот сегодня я от Мирандабры ничего не получил. Ни звонка, ни записки. И совершенно выбит из колеи. Что это значит? Наступит ли еще для меня какое-нибудь завтра, или же… надо понимать, что это мой последний день? Будь оно проклято, молчание гадалки! После стольких лет вдруг взять и бросить меня! Уж слишком, верно, счастливо я жил, показывал, что больше не нуждаюсь в ней! Не очень верил ей — вот она и не вынесла!
Я побежал к гадалке. Отыскал ее улицу, дом. Но ни таблички, ни имени ее не нашел.
— Нет тут никакой Мирандабры, или как ее там… Да и не было никогда!
— Что ж, спасибо.
Я расспросил консьержек, стариков и даже осмотрел могилы. Но не нашел и следов моей гадалки. Честно говоря, меня это не очень удивило — ведь прошло столько времени… Конечно, прежде я бы не решился проверять — из страха нарушить странный договор, который изо дня в день поддерживал мою жизнь. Я сел около дома, соображая, как быть…
По небу разливается багряно-золотой закат. День подходит к концу. И что же со мной будет? Вдруг я увидел своих старых друзей. Им, как и мне, по сто двадцать пять лет, но в глазах задорный блеск. Идут гуськом, и каждый крутит апельсин на длинной палочке. Они поглощены этим занятием.
— Ребята! Так вы еще живы! — крикнул я.
Друзья, дорогие друзья — вот он, лучший в жизни подарок.
— Ты, что ли, Шансек? С днем рождения, старик!
Они едва взглянули на меня.
— Что вы такое делаете?
— Сам видишь. Мы гоним стадо солнц пастись за горизонт.
Я тоже взял палочку, взял апельсин и пошел вместе с ними.
Один жестокосердый человек всю жизнь твердил:
— Ничто не возникает, и ничто не исчезает, но все мне дорого обходится.