И еще оставался вопрос, который также требовал осмысления. Если все‑таки ничего не получится? Я ставила на кон все. Чтобы спеть, мне необходимо было снять ошейник. Этим я бы выдала себя, а другого шанса сбежать уже могло и не быть. Значит, нужно предполагать лучшее, но готовиться к худшему. Если ничего не получится, я убью себя. Боли мне уже хватило. Мой организм мог просто большего ее количества не выдержать, а Томас так ярко описал мне меня пускающей слюни, что выбора не было.
В шкафу висело предостаточно различных нарядов. Я выбрала неброское простое, но оттого элегантное платье, уложила волосы, застегнула вновь ошейник и начала ждать, когда совсем стемнеет. Почему‑то мне казалось, что ночью провернуть все задуманное будет проще.
Глава 20
Дверь открылась сразу же, едва я постучала. На пороге стоял Алекс в расстегнутой и выпущенной поверх брюк рубашке. Удивление на его лице сменилось презрительной улыбкой:
— Что, неужели пришла зарабатывать условия получше?
Мне было неловко и стыдно, кажется, я даже покраснела:
— Мой господин, — пролепетала я, — я хотела поговорить с вами.
— О чем нам говорить? — он недоуменно выгнул бровь. — Неужели за дракона просить пришла?
— Нет… Может вы разрешите мне войти?
— Да, конечно, входи. Можешь сесть вон там, — он указал на диванчик, заваленный множеством маленьких подушечек.
Я прошла, села и поудобнее устроилась. Что делать дальше? Алекс подошел к секретеру в углу комнаты, достал из ящика бутылку вина и два бокала.
— Будешь? — спросил он меня.
Я кивнула.
— Итак? — он сунул бокал с вином мне в руку, и сел напротив меня в кресло. — За что выпьем?
Я в раздумьях вертела бокал в руках.
— Тогда за меня! — он выпил вино залпом, потом посмотрел на меня долгим изучающим взглядом. — А ты изменилась. Я совсем не ожидал, что ты будешь так молода, так дерзка и так независима. Вообще‑то раньше ты такой не была. Ты меня любила, даже обожала и… боялась.
— Да, но это было в прошлой жизни.
— В этой, конечно, все по — другому?
— Ты стал другим…
— Ты пришла мне читать нотации? — он встал, подошел к диванчику и устроился рядом со мной. Я шарахнулась от него как ошпаренная. Алекс не отступал. Преодолев мое вялое сопротивление, он завалил меня на диван, придавив собой, и жестко грубо поцеловал. Я не сопротивлялась, даже не шевелилась.
— Нет, так не пойдет, — он отстранился. — Я хочу, чтобы ты сама этого хотела. Я никогда не насиловал женщин и не буду начинать.
Пытаясь сдержать нервную трясучку, я села рядом с ним и взяла его за руку:
— Сашка, давай я тебе спою…
Он замер, весь напрягся, бросил на меня быстрый взгляд и пошел наливать себе еще вина.
— Я слышал, ты поешь мои песни…
— Да, сам же знаешь, как они мне нравятся.
— Спой что‑нибудь, только не разочаровывай. Если у тебя получится хуже, чем у меня, никогда не прощу.
Пока он отвернулся, я сняла ошейник, спрятав его в складках платья, закрыла глаза и осмотрелась. Аура его была будто прожжена. Так бывает, когда окурки тушат о пластик. И таких прожогов у него насчитывались десятки. К горлу подступил ком. Мне стало его жалко до слез. Выжженное поле боя. "И тут уж кричи — не кричи"… пришли на память слова любимой нами двоими когда‑то песни.
— Я давно не пела, можно начну с другой песни, но она тебе тоже понравится, — я помолчала и пообещала, — а потом спою твои.
Он промолчал. Не дожидаясь реакции, я запела "Легенду" Виктора Цоя. Моя невидимая арфа будто скользнула к пальцам рук. Комната наполнилась резонансами звуков. Нити силы задрожали и стали покорными мне. Я пела, вкладывая всю душу, обрывая струны и коконом укутывая ими Сашку.
В сети связок в горле комом теснится крик,
Но настала пора, и тут уж кричи, не кричи.
Лишь потом кто‑то долго не сможет забыть,
Как, шатаясь, бойцы об траву вытирали мечи.
И как хлопало крыльями черное племя ворон,
Как смеялось небо, а потом прикусило язык.
И дрожала рука у того, кто остался жив,
И внезапно в вечность вдруг превратился миг.
И горел погребальным костром закат,
И волками смотрели звезды из облаков.
Как, раскинув руки, лежали ушедшие в ночь,
И как спали вповалку живые, не видя снов…
А "жизнь" — только слово, есть лишь любовь и есть смерть…
Эй! А кто будет петь, если все будут спать?
Смерть стоит того, чтобы жить,
А любовь стоит того, чтобы ждать…
Магический концерт вновь лишил меня силы. Я так и осталась на диванчике в спальне Алекса. Утром меня пытались привести в себя несколько пар рук. Когда очнулась, поняла, что это Алекс и Рай Вард.
— Вы живы? — удивилась я и снова погрузилась во мрак.
Глава 21
Окончательно проснулась я в своей комнате. Вспоминая все произошедшее, инстинктивнnbsp;о дотронулась до горла. Ошейника не было. Неужели этот один шанс из ста я и ухватила? Боясь даже думать об этом, осмотрелась — никого. Я попыталась встать, и тот час же дверь открылась. В комнату вошел Томас с огромным подносом, заставленным едой.
— Лежи, девочка, не вставай, тебе нельзя, — предупредил он меня. — Вот, я тебе покушать принес.
Я улыбнулась, но признаки волнения, видимо, не покидали моего лица, поэтому он, поставив поднос на столик у кровати, продолжил:
— Не знаю, что произошло. Алекс вышел утром совсем не узнаваемым. Он направился к месту дуэли, извинился за нанесенные оскорбления и предложил Рай Варду пойти вместе с ним. Они тебя сюда и перенесли.
— А… Где они сейчас?
— Как где? Пьют, говорят, у них праздник.
— А со мной что?
— Медики скалали, истощение и магическое, и физическое. Ты чуть не потеряла ребенка и теперь тебе несколько дней нельзя вставать.
— Просто замечательно. Я же так от скуки умру.
— Не умрешь, — раздался от дверей радостный голос, — я об этом позабочусь.
Гера Вард собственной персоной. Она прыгнула прямо на кровать, чуть не переломав мне ноги, потом извинилась, потом полезла меня обнимать, а потом расплакалась. Я всегда завидовала ее способности изливать чувства сразу, не откладывая на потом.
Томас усмехнулся и оставил нас одних.
— Рассказывай! — потребовала я, ухватив с подноса кусок мяса и хлеба.
— Да что рассказывать… Знаешь, как ты всех напугала, не дав мне ночью знака. А потом мы подумали о самом худшем, когда увидели утром Алекса без тебя. Мы ведь знали про дальность действия ошейника. А раз он тебя не взял, то либо ты мертва, либо лежишь и умираешь от боли.
— Откуда только вы все знаете?
— А у нас тут свой шпион, — она рассмеялась, — вернее шпионка! Тита такая милая!
— Так это ты та красивая леди, которая попросила позаботиться обо мне?
— Как мне нравятся комплименты! Пусть даже и от женщин!
— Ты неисправима! — я рассмеялась, наконец, осознав, что все в порядке. — Томас говорит, они там пьют?
— Ага, Алекс и Рай Вард побратались. Алекс пригласил Рай Варда к себе советником.
— И тот согласился?
— Ага. Он решил пока домой не возвращаться.
— Слушай, а что у твоего братца с отцом вышло?
Гера Вард нахмурилась:
— Сама не знаю. Отец отстранил брата от дел и поставил какие‑то условия для возвращения. Пока не выполнит, домой не поедет. Ничего, — Гера Вард махнула рукой, — он справится, взросленький уже. Лучше ты расскажи, как себя чувствуешь? Как там мой племянник? — Девушка погладила по одеялу в районе моего живота.
— Почему племянник? Ты что‑то знаешь? — я хитро посмотрела на Геру Вард.
— Нет! Ничего я не знаю, просто мне так хочется. А ты кого хочешь?
— Девочку… — я загрустила. Вспомнились мои сыновья. — А вообще‑то я пока даже подумать о моем интересном положении не могла. Не до того было. Сколько, кстати, времени прошло после моего ухода из империи?