***
Еще одна попытка. На этот раз должно получиться!
В тот самый день и час...
Ричард долго диктовал своему секретарю, а Беатрис всё ждала у шатра. Она не соглашалась пойти отдохнуть, сколько Гарольд ни уговаривал её.
Солнце село, и небо на востоке начало быстро меркнуть. Тёмные ночные тучи уже поползли над лагерем, когда секретарь Ричарда, отец Пьер и слуги покинули королевский шатёр.
Тогда Беатрис вошла.
Она не стала дожидаться, пока король позовёт её, и потому увидела, как лекарь прочищает рану и меняет повязку.
Ричард хмурился и кусал губы.
— Довольно, в этом нет необходимости, Марвин, всё и так заживёт.
— Если бы вы не обломили древко так близко к телу, милорд, мы бы извлекли...
— Ты и так извлёк, я век буду помнить твоё врачевание!
Ричард увидел Беатрис, улыбнулся и поторопил оруженосца.
— Заканчивай с этим побыстрее, Марвин, у меня гости.
— Я так рад, что ты здесь, любовь моя, — сказал король, когда они с Беатрис остались одни, — я скучал по тебе.
— Мы выехали с Гарольдом сразу за тобой, но в пути что-то все время задерживало нас.
— Ты успела в самое время — Шалюс пал и мы можем вернуться домой. Завтра… А сейчас иди ко мне, я хочу обнять тебя.
Король знал, что в словах его нет правды, знала об этом и Беатрис. Ничего не может быть завтра, никакого отъезда домой. Бет видела рану и могла судить о том, насколько положение серьёзно, а Ричард лучше, чем кто-либо, понимал, что с ним. Но оба молчали об этом.
Беатрис погасила лишние светильники, оставила только два у входа и один у самого ложа.
Наступила ночь. Их последняя ночь. Для Беатрис она была исполнена нежности отчаяния и невыплаканных слёз, а для Ричарда — боли и блаженства. Он быстро устал.
— Ты превыше всех благ, любовь моя, — прошептал Ричард, откинулся на подушки и прикрыл глаза. Плечо пульсировало болью.
На его щеках расцвел лихорадочный румянец, но лицо оставалось спокойным и умиротворенным. Жар ещё не затуманил разум, то время, что им оставалось, Ричард хотел провести с Беатрис так, чтобы не испугать её близостью вечной разлуки. Он видел, что, вопреки всему, надежда живёт в ней, и не хотел раньше назначенного часа отнимать у Беатрис призрачное счастье. Он и сам хотел всё забыть. Пусть ещё этот вечер, эта ночь, завтра он уже не сможет любить её. Незаметно для себя Ричард задремал.
Беатрис смотрела на короля. На его могучее тело. Трудно было представить, что будет с ним через несколько дней. Из приближенных ещё мало кто верил в серьезность раны.
Ричард ничком лежал на меховом покрывале — единственное положение, в котором он как-то мог уснуть.
— Боже, соверши чудо! — беззвучно молилась Беатрис, скорчившись на краю походного ложа. Угли в жаровне почти угасли, и холод со всех сторон заползал в палатку сквозь щели.
Беатрис не замечала этого — её тело сотрясали рыдания. Тщетно она старалась подавить их, закусывая руку, — сознания бессилия перед неумолимой судьбой невыразимой тяжестью давило на сердце. Бет уже теперь знала, что потеряла его. Не смогла уберечь. Им суждено расстаться, познав такое краткое счастье взаимной любви...
— Боже… Боже милостивый и всемогущий! Услышь меня, соверши чудо…
Нет, этого не произойдёт. И Бог не сможет помочь ей, а если не он, то кто же в мире людей в силах помочь? Удача покинула Ричарда.
Беатрис выпрямилась и встала на колени перед телом своего царственного возлюбленного. Её обнаженная грудь вздымалась и трепетала от частого и неровного дыхания. Глаза дико сверкнули, отражая пламя масляного светильника, волосы золотыми змеями рассыпались по спине и плечам.
Бет знала, что Ричард всегда держит рядом кинжал. Осторожно, чтобы не разбудить короля, Беатрис дотянулась до изголовья и нащупала рукоять милосердника. Как просто: один удар — и не будет мучений. Ни его, ни её… Но это не тот путь. Горькую чашу страданий предстоит испить им, каждому свою. Так пусть же сила, более могущественная и древняя, чем Бог, который не в силах помочь, соединит их. Быстрое движение, и острое лезвие глубоко прорезало ладонь леди Элдфорд, кровь заструилась по воздетой вверх руке, струйкой побежала по груди. Беатрис вздохнула и зашептала слова того ужасного заклятья, о котором ей запрещала даже вспоминать старая колдунья из Элдфорда.