Я присел на дне гондолы, сунул в ножны армейский нож и осмотрел свою руку. По запястью текла кровь – рана неглубокая, но болезненная. Выпрямившись, поверх искореженной взрывом внутренней переборки заглянул в носовую часть гондолы. Там возле рулевых рычагов лежали двое. У одного голова треснула, как яйцо, у второго шея свернута набок. В небольших дирижаблях-разведчиках, принадлежащих автокефальной корпорации Святая Церковь Господня, обычно находится пара пилотов: один контролирует курс, второй следит за тангажем, крутит штурвал, меняя угол наклона летающей машины.
Снова высунувшись в пробоину, я окинул взглядом окрестности. Когда-то в низине стоял городок, покинутый после Большой войны. Скорее всего, с дырявой крыши одной из развалюх и выстрелили реактивной ракетой.
Вокруг шелестела желтая листва, жужжали насекомые, дующий порывами ветер был сухим и жарким. Горы купались в летнем зное. Услышав приглушенный шум мотора, я расстегнул кобуру и положил руку на большой шестизарядный пистолет.
Из-за поворота дороги, лежавшей между склоном и ущельем с руинами, показалась армейская машина («мобиль», как их называли в Святой Церкви) с открытой кабиной. Впереди сидели двое, за их спинами виднелся третий – все в коротких черных полурясах, вооружены короткоствольными автоматами с длинными прямыми магазинами.
Я пригляделся. У того, что находился слева от водителя, на груди была нашивка: два золотистых пшеничных колоска и два пузатых колокола. У меня такая же, только на один колокол больше… Значит, в мобиле старший лейтенант с двумя рядовыми.
Машина поехала быстрее. Лейтенант ткнул пальцем в сторону дирижабля, и рядовой сзади привстал, направив на меня автомат.
Я сел на краю пролома, поднял руки, показывая пустые ладони. Потом, глубоко вдохнув, соскользнул вниз. Упав в кусты, сразу вскочил, выдрался из зарослей и, пригибаясь, бросился навстречу машине. Та была почти рядом. Водитель резко вывернул руль, встал поперек дороги, правым бортом ко мне, угольно-черный дым плеснулся из выхлопной трубы. Три автомата уставились мне в грудь.
– Осторожно! – громко, но так, чтобы не было слышно в развалинах, предупредил я. – В нас выстрелили оттуда!
Лейтенант оглядел меня с ног до головы. Он был молодой, лицо одутловатое, тонкие усики, вялый подбородок. На груди его висел большой железный крест: Иисус-Воитель широко расставил руки, в левой – огромный дробовик, в правой – тесак.
– Вас сбили ракетой? Мы слышали взрыв… Еще кто-то выжил?
– Нас было трое. Оба пилота мертвы. Лейтенант, безбожник в ущелье, у него «реактивник». Думаю, есть и стрелковое оружие.
– Безбожник? – повторил он слегка растерянно. Для командира мобильного патруля все происходило слишком быстро и неожиданно.
– Да, агент Карбона. Он сожжет нас вместе с машиной, а потом добьет контрольными выстрелами.
Тут, наконец, до них дошло, что в любой момент они могут отправиться к праотцам, и лейтенант приказал водителю:
– Развернись! Встань за ту глыбу у обочины!
Загудел мотор, и мобиль проехал по крутой дуге, обратившись багажником к застрявшему дирижаблю. Я подбежал к камню, за которым он притормозил, опустился на корточки возле заднего колеса.
– Кто ты такой? – спросил лейтенант.
Я представился по форме:
– Майор Захар Самосудов, оперативно-разведывательный отдел Священного Синода автокефальной корпорации Святая Церковь Господня.
Он слегка охренел, услыхав это. Опять смерил меня взглядом заплывших красноватых глазок.
– Ты из СС?! – Посмотрев на дирижабль, лейтенант приказал стрелку: «Ильяс, контролируй ущелье», после чего выскользнул из кабины и растянулся на камнях под прикрытием колючего куста.
– Ранен, брат-майор?
– Ерунда, слегка контузило. – Я прижал ладонь к уху и громко сглотнул. – До вечера пройдет.
– У тебя кровь на руке. А другие в дирижабле точно мертвы?
– Там спасать некого. Лейтенант…
– Ипатий Брюч, – представился он. Повернул голову к водителю и добавил: – Будь готов быстро уезжать.
Тот покрепче вцепился в руль. Стрелок, которого лейтенант Брюч назвал Ильясом, поставил колено на заднее сиденье и, упершись локтями в багажник, медленно водил стволом вдоль ущелья. Там было тихо, никого не видно. Большая война, начавшаяся после оскуднения запасов нефти и превратившая треть планеты в ядерную пустыню, лишь слегка коснулась гор, но и этого хватило. От городка, когда-то стоявшего в низине, остались лишь покосившиеся стены и дырявые крыши. Посреди всего этого торчала накренившаяся, вся затянутая плющом церковная башенка с потускневшим колоколом, в котором зиял темный пролом.