Хитрый Шурик, как оказалось, пользовал от мочекаменной богача, хозяина единственного на Сытном рынке мясного прилавка – не лотков с собачатиной, крысами и кошками «под кролика», а витрины с говядиной, свининой и тощими синими курами. Поэтому на столе благоухали запеченные Галей прямо в коже свиные рульки и топорщили облитые жиром лапы две курицы в окружении целого моря искусно сквашенной с яблоками капусты, россыпи картошки в мундирах и хрустких огурчиков. У Мухи оказалась припасена засоленная еще с осени лососина и пара копченых угрей. Тим и Серый достали две бутылки «прежнего» вина и бутылку водки на березовых почках. Илья приволок банку меда и земляничное варенье. Мужики балагурили, ели в три горла, похваливая хозяйку, пили умеренно, возглашали длинные тосты. За окнами постреливали, нестройно пели, из метронома бодро играло радио. То ли от вкусной пищи, то ли от светлых комнат на душе становилось по-новогоднему радостно и легко. Хмельной Муха подытожил общие мысли – он поднялся, покачиваясь, с минуту свистел и хлюпал, потом смирил судорогу:
– За будущее. За жизнь.
Мужики посмотрели на румяную, перепачканную медом Сюзанну, дремлющую на коленях у принаряженной Гали. И сдвинули стаканы.
В феврале-марте как всегда ожидали голода, и не ошиблись. Зимой подвоза почти не было: не многие фермеры решались гнать в Питер обозы с провизией в мороз и метель, мимо волков, бригад и одичавших дроидов. На улицах тарахтело короткими очередями, собаки валили и грызли запоздалых прохожих, охотники караулили и били собак, а на прилавках Сытного рынка появилась подозрительно дешевая парная свинина. Поглядев поутру на окровавленный снег во дворике, Сим-Симыч настрого запретил команде выходить на улицу поодиночке или без оружия, а Гале – выгуливать девочку на балконе. Бесшабашный Шурик решил, что его это не касается – кому надобно трогать врача? Пошел в соседний дом к припадочному, замешкался до темноты. Охотники вывели его до подъезда, подождали, пока раззява наберет код, дали Шурику по голове и вломились на черную лестницу. Дома была только Галя с дочкой. Оказалось, что тетка неплохо стреляет, – вернувшись, мужики оттащили к Зоопарку два трупа.
В конце марта Тим и Серый не поделили хабар с бармалеями – у бригады был самодельный гранатомет, они осадили подъезд. Сим-Симыч с мужиками отстреливались из окон, попеременно суля старшему бармалею виру за мировую и неприятности в случае продолжения огня. Уговорились на трех «яблочках» и трех четвертях самогона. Вернувшись с переговоров, кэп набил виновникам морды и на месяц урезал паек. После инцидента в сейфе осталось два целых «яблочка» и пять початых. Еле хватит начать сезон.
Гале никто ничего не объяснял, она сама подошла к Сим-Симычу. Попросила еще чуть-чуть подождать – грязь, мокреть, есть риск плывунов. Незаметно пожав плечами, кэп не стал спорить – куда больше его интересовало, как «Пушкин» пережил зиму.
Едва у берега потемнел лед, Сим-Симыч метнулся в крепость и три дня подряд перебирал, драил и смазывал маслом плавучее сокровище. У него уже чесались руки выйти на реку, пронестись с ветерком вдоль набережных. Брызги в лицо, тихий рокот мотора, дрожь металла, хохочущие рожи мужиков, одурелые чайки разлетаются прочь – лепота!
День начала навигации для команды всегда был праздничным. Раньше «пушкинцы» звали на хату портовых, грузчиков, матросов с других катеров и до рассвета гуляли вволю. В этом году, посовещавшись, решили сами завалиться в компанию – не стоит Сюзанку чужим показывать. Мужики все больше привязывались к потешной девчушке. Ворча в усы, Муха притащил ей первую мать-и-мачеху, Сью вставила золотистые цветы в кудри и с полчаса не могла оторваться от зеркала, любуясь собой, – истая женщина. Неуемный Илья где-то добыл беленького котенка, чтобы «дочке» было не так одиноко в детской, но звереныш через несколько дней исчез бесследно.
…Весна девяносто второго пришла поздно, но быстро – за считаные дни могучие сугробы превратились в ноздреватые грязные кучки, зазеленели газоны и чахлые огородики, разбитые в скверах, набухли смолистые тополиные почки. Граждане и гражданки потащили в кошелках неизменную серебристую корюшку, следом крались оголодавшие за зиму уличные коты. Воробьи на кустах орали как оглашенные, бродячие псы очумело носились по городу и грызлись между собой из-за сук. Тим явился домой с поцарапанной физиономией и долго лыбился, словно медаль получил. Хлопотливая Галя вопреки всем запретам выходила из дома в Александровский парк и всякий раз возвращалась с корзинкой травы – сныти, крапивы, одуванчиков, кислицы, щавеля. Она рубила зелень в мелкую крошку, солила, добавляла выращенный на окошке зеленый лучок, заливала душистым подсолнечным маслом и подавала с картошкой. Наскучившие сладковатые клубни обретали совсем другой вкус, мужики уминали за обе щеки. У Мухи перестали кровоточить десны и опухать ноги, старик немного приободрился.
В середине апреля Галя сказала, что пора спускаться в метро. Земля подсохла, ночи стали короче, еще немного, и придется ждать до осени. Вентиляционные шахты у вестибюля наглухо завалило, в переходы соваться опасно, там потолок и стены держатся на соплях. Но за Мюзик-холлом, ближе к протоке, есть водосток с люком – если достать защитку, можно пройти в туннель.
Планирование и подготовку операции Сим-Симыч взял на себя. Достал карту, свечей, настоящий фонарь, резак с газовым баллоном, выменял на «яблочко» три костюма химзащиты, сам решил обойтись болотными сапогами, макинтошем и противогазом. Из НЗ вытащил две окаменевшие от старости шоколадки и некрупную фляжку золотистого коньяка.
– Выходим после вечернего радио. В туннель пойдут Тим, Серый, я и Галя. Шурик с Ильей патрулируют у «Стерегущего». Муха в резерве. Сигнал СОС – два одиночных выстрела, одна короткая очередь. Если до утра не сигналим – делайте дневку, ждите. На второй день можете хоронить. Сью в доле. Есть вопросы?
Мужики кивнули, соглашаясь, – если мать погибнет, ребенок получит ее долю в общаке. Только Муха разорался, почему его оставляют. Он плевался, краснел и бурчал неразборчивое, пока Галя не попросила его позаботиться о ребенке, если вдруг она не вернется. На этом старик размяк.
Малышку Сью уложили спать раньше обычного. Мужики в кухне без аппетита глодали обжаренную в тесте корюшку, сплевывали в общую миску головы и хвосты, пока Галя напевала старинную колыбельную песенку про усталые игрушки. Закончив есть, выпили по одной за почин дела, больше не стали. Радиоточка наигрывала меланхолическое: «…Старый отель, двери свои открой. Старый отель, в полночь меня укрой». Выгребая из бороды приставшую рыбью чешую, Сим-Симыч подумал, что в полночь они уже будут на станции. Песня закончилась, прозвенели знакомые позывные. Рюкзаки уже были собраны, оружие проверено. Сам Сим-Симыч взял короткоствол, Илья, Тим и Серый предпочли автоматы, Шурик сунул в кобуру переделанный пистолет, Галя оружие брать не стала.
– Вы ж не бросите девушку на съеденье подземным крысам-мутантам, – пошутила она, но в глазах промелькнул испуг.
«Не доверяет, – подумал Сим-Симыч. – Правильно делает».
– Все, мужики, присядем на дорожку – и айда.
…Весенний воздух одуряюще пах свежестью, особенной апрельской чистотой. Хлюпая сапогами по грязной дорожке парка, Сим-Симыч вспоминал первый Чумной год, пропитавшую все склизкую, сладковатую трупную вонь – желающих прикасаться к мертвым не находилось, даже собаки не жрали падаль, а дроиды еще не разрядились. Так что живность, расплодившаяся в Зоопарке, приносила Петроградской стороне ощутимую пользу. На Гражданке трупы жгли, на Васильевском падаль бросали в море – смердело до самой Гавани.
Впереди бахнули выстрелы, раздалась брань. Сим-Симыч метнулся и разглядел в сумерках темную тушу, похожую на собачью, но приземистее и массивнее. Мужики столпились вокруг, нервный Шурик пнул тварь в бок и тут же схлопотал в бок от кэпа:
– Охренел? Вот прыгнет, сцука, откусит кой-что, будешь знать. Цел?
– Цел, конечно, Семен Семеныч.
Кэп достал драгоценный фонарик, посветил в четверть силы. Животина походила на росомаху, пули разворотили ей грудь. Может, дроид оголодавший, а может, и настоящий зверь – кто их сейчас без лаборатории разберет?