Исключительно рубящее оружие, по функционалу, учитывая форму клинков, более близкое скорее уж к небольшому топорику.
В общем — странное. Пользоваться таким не вижу смысла — просто странная экзотическая игрушка с необычным внешним видом. Сама кошка ими пользоваться умеет, интересно?
Или, может, это чисто ритуальное оружие?
— А она скоро нас понимать начнёт? — спросила Юля. — Вроде, пора уже.
— Нет, вряд ли, Юль. У них язык примитивный, уровня «моя твоя не понимать». А наш многие века рос и развивался. Грамматика сложнее, слов на порядки больше. Да и просто представь: я сейчас сказал «грамматика». Если Система захочет дать ей значение этого слова — как она это сделает? Вольёт напрямую в мозг кучу специфической информации, которая вообще не имеет связи с тем, как эта кошка жила и что прежде знала? Это не «трава», «еда», «сладкое». А кибернетика? Адронный коллайдер? Нейросеть? Ей это мозги спалит, нафиг.
— Там, может, ты попроще выражаться будешь? — хмыкнула Юля. — А то и правда…
— Угу, это я погорячился. Надеюсь, хотя бы через пару часов с ней пообщаться сможем.
Я вздохнул, подобрал с земли плащ — и завернул в него кошку. От прикосновения она дёрнулась так, будто я собственноручно заставил её голой сидеть в такой провокационной позе.
Была у меня мысль о том, как с ней лучше всего поступить. Если всё выгорит — никакие ошейники не понадобятся, как и охрана, связывание и тому подобное.
Пока же я просто за плечи подвёл рыжую к костру — она еле ковыляла на негнущихся от волнения ногах. И — усадил её у огня. Пусть посидит, о вечном подумает.
Я оглянулся на Юлю — та послушно бдела.
— Близко подходить не вздумай, когтями полоснёт по горлу — и всё, конец.
— Хорошо, — она кивнула. Кстати, ещё вчера могла бы надуться из-за поучений, а теперь уже фильтрует, где можно проявлять характер, а где нужно исключительно подчиняться. Срывы у неё ещё могут быть, конечно, но девушка она сообразительная, всему научится. — А что мы с ней дальше делать будем?
— Сочувствуешь? — хмыкнул я. Сколько на уличных кошек домой в детстве перетаскала — это же тихий ужас.
Юля неопределённо дёрнула плечом:
— Не знаю.
— Всё ты знаешь. Судя по виду, эта кошка даже не взрослая. Меньше остальных, тоньше. Почему именно её привели сюда, чтобы пользоваться терминалом, я не знаю. Но факт в том, что она не рядовой член племени. И, в то же время — будто неприкасаемая какая. Как сброшенная элита, у которой не осталось власти, но которая ещё нужна живой. За этим что-то стоит, Юль. Внутренний конфликт этих кошколюдов, их уязвимость. Понимаешь?
— Она нужна нам, чтобы разобраться с ними?
— Да. И, давай уж честно — мне её тоже жалко. Она, как минимум, в рабство нас обращать не хотела. Не знаю, что это за гуманизм у дикарки и откуда он мог взяться, может — это религиозное что-то. Но с ней хотя бы чисто теоретически можно иметь дело. По крайней мере, когда мы речевой барьер преодолеем.
Юля чуть улыбнулась:
— Ясно, дядь Никит. Я… Я боюсь сейчас проявлять слабость, говорить о том, что мы не убьём врага или типа того…
— Юль, — я перебил её. — Пока у тебя есть эти сомнения — ты человек. Декана ведь вчера тебе жалко не было?
Она помотала головой.
— Вот и всё. Пока что считай это границей, что разделяет мразей и не мразей. Пожалеть подростка-дикарку, которая ничего тебе по сути не сделала — это по-человечески. Главное, не подходить близко, потому что у неё когти, а ты ещё хочешь жить. С остальным разберусь я.
Юля посмотрела на меня несколько секунд — и молча кивнула.
Я проверил раненого — он не притворялся, лежал без сознания. В отличии от нашей загадочной пленницы, он был взрослым чёрным котом. Ну, разве что — немного хлипким по сравнению с остальными.
Скорее всего, тоже молодой.
Его крепко так порвали. Кто, судить трудно. Шерсть в корке подсохшей крови, раны на груди и боках варварски замазаны глиной.
Нет, в древности так реально делали. Когда альтернатива — смерть от кровотечения, можно пойти и на такие меры. Если очень повезёт, может попасться глина без всяких грибков и бактерий. Ну, прям ОЧЕНЬ повезёт.
Ладно, дикари и дикари. Бинтов у них не было — бог с ними.
Раненый кот нам пока не был угрозой — он мелко дрожал, дышал часто и не глубоко. Шерсть будто потускнела, пропал блеск, а нос у него был сухой и тёплый, не влажный.
Воспаление? С первобытной первой помощью — не удивительно.
Я оставил его, подошёл к рыжей и уселся рядом. Она покосилась на меня — со смесью страха и любопытства. Ну, шаблон мне ей удалось сломать, это точно.