Поколебавшись, я набрала номер Алана Войнича. Мы не виделись и не общались почти полгода. Эсэмэски без слов — не в счёт. К тому же последнее сообщение от него пришло в ноябре, потом — тишина. Приезжавший в начале января Громов обмолвился, что у нашего общего знакомого серьёзные проблемы с бизнесом. Так что ему сейчас не до меня. С другой стороны, если подробности смерти Анны просочатся в прессу (а они, скорее всего, просочатся, да ещё с моим фото в роли главной подозреваемой), он сам примчится «с шашкой наголо». Пусть уж лучше от меня дурные новости узнает.
Долгие гудки затянулись на полминуты, затем я услышала знакомый голос помимо удивления, щедро сдобренный усталостью:
— Злата?! Что-то случилось?
— Привет. Извини, что отвлекаю. Да, случилось. По телефону не расскажешь. Ты не мог бы приехать?
Он помолчал, видимо, обдумывая неожиданную просьбу, и предложил:
— Я освобожусь через несколько часов. Может, пока Глеба прислать?
— Не надо. Подожду. Только приезжай не на квартиру, а в отделение полиции Лесогорска.
— Куда?! — усталость в его голосе сменилась тревогой. — Злата, что происходит?
— Расскажу, когда приедешь.
— Злата…
Синицын заглянул в дверь и настойчиво кашлянул.
— Не могу больше говорить. До встречи.
Я отключила телефон и, немного успокоившись, проследовала за стражем порядка. Предугадать реакцию спортсмена сложно, но есть надежда, что она будет адекватной. Слов на ветер он не бросает, в этом я уже убедилась, и если обещал помочь — поможет.
Время в вынужденном заточении тянулось медленно. В следственном изоляторе ночью прорвало трубы, и меня держали в одном из пустующих кабинетов. Обстановка вполне приличная хоть и небогатая. Только металлические решётки на окнах не позволяли забыть, где именно я нахожусь. Зато была возможность хорошенько обдумать утренние события и подготовиться к встрече с Аланом.
Он появился ближе к пяти — заметно осунувшийся, взволнованный, разрумянившийся от мороза. Дежурный впустил его в кабинет и, предупредив, что на беседу у нас не больше пятнадцати минут, закрыл дверь.
— Привет!
— Привет!
Мы поздоровались одновременно и замолчали. Моя идеальная, заранее подготовленная, мысленно отрепетированная речь вдруг бесследно испарилась из памяти, не оставив даже прощальной записки, и я просто не знала как начать разговор.
Алан, похоже, пребывал в таком же замешательстве. Он скользнул по мне быстрым оценивающим взглядом потом, словно смутившись, быстро отвёл глаза и принялся внимательно изучать решётки на окнах. Молчание затягивалось. Пора бы его нарушить — времени мало.
— Спасибо, что приехал. Следующая реплика твоя.
— Из серии «о паршивой погоде»?
— Из серии «я знал, что однажды ты доиграешься!»
Он, наконец, перестал рассматривать интерьер. Невесело усмехнулся и, оседлав стул, сел напротив:
— Ты по-прежнему читаешь мысли? Да, знал. Рассказывай, что стряслось?
— А ты не в курсе? Дежурный ничего не объяснил?
— Нет. Мне сказали, в интересах следствия информация не разглашается.
— В интересах следствия тебя и пускать сюда не должны были. Ты ведь не родственник. Как уговорил?
— Элементарно. Громов не единственный в своём роде — всем нужны деньги. Так почему ты здесь?
Я вздохнула. Искренние тревога и участие в серых глазах согревали непривычной заботой. Этот миг хотелось продлить. Вряд ли он будет смотреть на меня также, узнав подробности смерти Ани. Но затягивать с ответом не стоило.
— Вот это мне прислали сегодня утром вместе с букетом чёрных роз, — я передала Алану открытку.
Он прочитал послание и помрачнел.
— Кто прислал?
— Неизвестно. Цветы и открытку принёс посыльный. Заказ поступил на электронную почту, деньги перевели с какого-то онлайн кошелька.
— Твоё имя? Чёрные розы? Неужели кто-то…
— Это не всё. Ночью в парке была убита девушка. Я видела фотографии. С ней случилось тоже, что с жертвами отца: такие же раны, те же розы.
Алан побледнел и тихо выдохнул:
— При чём здесь ты?
— Не при чём! Я эту девушку встретила вчера в магазине и больше не видела. Но рядом с телом нашли нож с моими отпечаткам.
А вот теперь он растерялся и не знал, как реагировать. Что ж, это лучше бескомпромиссной агрессии.
— Как такое возможно? Ты…
— Я её не убивала! Один из моих ножей пропал около трёх недель назад. Я тогда не придала этому значения. Кто-то подготовился заранее и выкрал его, чтобы подставить меня!
Алан с силой сжал виски ладонями, нервно взъерошил волосы и порывисто поднялся.
— Безумие какое-то! Я должен это увидеть! Подожди, сейчас вернусь!
Он направился к выходу.
— Алан! — он обернулся уже возле двери, взволнованный и мрачный. От его отсутствующего взгляда стало не по себе. — Я этого не делала, ты мне веришь?
— Я сейчас вернусь, — повторил Войнич вместо ответа и скрылся за дверью.
А я обессилено откинулась на спинку стула. Вернётся ли?
Глава 3
Следующие полчаса показались мне вечностью. Наконец дверь распахнулась. Алан, вошедший с моей верхней одеждой в руках, выглядел ещё более уставшим и мрачным. За его спиной маячил недовольный Синицын.
Спортсмен протянул мне пальто и сухо скомандовал:
— Одевайся, уходим отсюда!
— Только пусть подписку о невыезде подпишет, — встрял капитан.
Войнич смерил его суровым взглядом и холодно отчеканил:
— Ничего она подписывать не будет. Вы что, обвинение можете предъявить? Не можете, тогда до свидания!
— Но…
— Или хотите с моим адвокатом лично побеседовать? Я могу это устроить!
Синицын скривился, словно у него зуб заболел, и отрицательно покачал головой.
Через пять минут мы были на улице. Я с наслаждением вдохнула воздух свободы и не удержалась от вопроса:
— Твой адвокат — Дракула? Почему полицейский его так испугался?
— Потому что работает спустя рукава, — пренебрежительно отмахнулся Алан. — Он уже поговорил с ним по телефону. Выяснилось, что во время задержания капитан допустил кучу нарушений, за которые его по головке не погладят. А в прокуратуре такое действо просто признают незаконным. Спорю, он тебе даже права не зачитал, верно? Они тут в глуши привыкли не мелочиться и не соблюдать уголовно-процессуальный кодекс в точности.
— И поэтому меня отпустили?
— Не поэтому. Просто нет смысла задерживать человека, у которого есть алиби.
От неожиданности я остановилась.
— Подожди, у меня его нет! Бабушка прошлой ночью дежурила в санатории, а я была…
Алан тоже остановился. Сунул руки в карманы пальто и спокойно так сказал:
— А ты была со мной. Примерно с половины девятого и до самого утра.
Вот так новости! Наверное, вид у меня был ошеломлённый. Он истолковал его по-своему и невесело усмехнулся:
— Испортил твою репутацию? Ну, извини, ничего другого предложить не могу. Или ты предпочла бы там двое суток просидеть?
— Войнич, ты свою репутацию испортил! — возмутилась я. — За помощь, конечно, спасибо, но дача ложных показаний тоже уголовно-процессуальным кодексом не поощряется! Они же всё проверят — будет ещё хуже. Только теперь уже нам обоим!
— Тише, — Алан оглянулся на участок, от которого мы не успели отойти и, взяв меня за руку, увлёк к припаркованному неподалёку джипу. — Пусть проверяют, они не смогут доказать, что я был в другом месте.
— Почему? Ты не ночевал дома? Тебя не видел консьерж?
— Да, я не ночевал дома и меня не видел консьерж, — проворчал Войнич.
Он открыл мне дверцу, сел за руль, но зажигание включать не торопился.