- А теперь положи меня. Я сделана не из камня.
- Ты никогда не была каменной, - ответил он, зарываясь лицом в мои волосы, и отнес меня в постель.
***
Мягкий утренний свет разбудил меня. Я открыла глаза и увидела его рядом, на расстоянии вытянутой руки. Я вдохнула его запах, сильный, мускусный, но приятный, пропитавший мое тело снаружи и изнутри. В конце концов мы устали и уснули перед самым рассветом и сейчас были дальше друг от друга, чем всю эту ночь. Он держал меня за руку, а я как будто снова звала его: моя нога уютно устроилась между его щиколотками. Мы не могли перестать прикасаться друг к другу даже во сне.
Я медленно повернула его руку, рассматривая грубую кожу и мозоли на ладони. Чем занимался этот технический гений, если у него руки тяжело поработавшего человека? Я засмотрелась на его лицо, на темную тень от длинных густых ресниц на острых скулах, на мальчишескую прядку жестких волос на высоком лбу. Этой ночью я видела его без защитной маски и рассмотрела в лунном свете боль, желание и преклонение. Он дал мне то же, что я дала ему, - отчаяние тайны. Эта ночь, словно горячий, мягкий бальзам, излечила старые страхи, прогнала стыд Я всегда сдерживала свои чувства и, в сущности, не любила ни одного мужчину. Настоящая любовь неотделима от полного доверия, а я ни с кем не могла разделить секреты моего детства.
Но разве я могу открыться даже Соло?..
Я очень медленно, осторожно выбралась из кровати, стараясь даже не дышать, только бы не разбудить его. Упаковка неиспользованных презервативов валялась на одеяле, дожидаясь своего часа. Он был готов к встрече со мной, а я не знала, что мне об этом думать... Я осторожно переставляла босые ноги между нашей разбросанной по ковру одеждой и уговаривала себя: "Не останавливайся. Скорее уходи отсюда. Не старайся понять его или себя".
Я торопливо закрыла за собой дверь ванной и взглянула в большое зеркало в красивой раме из морских раковин. Откуда появилась эта беззаботная русалка, смотревшая на меня? Я видела горящие синие глаза, пылающее лицо, рассыпавшиеся по плечам волосы, блестящее от пота тело. Три дня назад я видела, как умер Джек Марвин. Я была опустошена, я онемела и думала о самоубийстве. И я никогда бы не поверила, если бы кто-то предсказал мне, что со мной произойдет.
Теперь я знала, кто я такая на самом деле. Я была из тех, кто выживает любой ценой. Я обладала силой Хардигри, но и слабостью Хардигри. И этой слабостью были мужчины.
Я отвернулась от своего отражения и отправилась в душевую кабину. Стиснув зубы, я открыла до отказа кран с холодной водой, и колючие струи забарабанили по моему телу, по поднятому вверх лицу. Вода безжалостно смывала с моего тела будоражащий запах Соло и его нежные прикосновения.
Пока я вытиралась и затягивала на талии поясок тонкого белого халата, меня била крупная дрожь. Я знала только одно: сейчас я выйду из ванной, оденусь, соберу чемоданы и распрощаюсь с ним. Не могу я сказать ему правду о тех мотивах, которыми руководствуется моя грязная душа!
Я переступила порог спальни, крепко сжав кулаки, и тут же остановилась. Соло стоял у балконной двери спиной ко мне, глядя на океанскую синеву. Он успел натянуть старые брюки цвета хаки и курил свою маленькую сигару. Я вдохнула ее смолистый аромат и соленый морской воздух, а он передернул плечами, заставив бугриться весьма внушительные мышцы. В центре широкой марлевой повязки на его руке проступило кровавое пятно - мы были неосторожны ночью.
Я застыла на пороге ванной комнаты, наблюдая за ним, и вдруг осознала, что он может рассказать мне нечто куда более страшное, чем я ему. И тогда все будет разрушено, а нам ведь и так недолго быть вместе... Соло резко повернулся, словно почувствовал мой взгляд. Он пристально осмотрел меня с головы до ног, потом его взгляд снова вернулся к моему лицу. Окурок сигары полетел в песок под балконом.
- Мы должны поговорить, - объявил Соло.
- Согласна. Вероятно, уже слишком поздно проявлять подобную старомодность, но я все же хотела бы узнать твое полное имя. Я бы не возражала также, если бы ты сообщил, где живешь, какая у тебя семья и чем ты зарабатываешь на жизнь. И еще я хочу знать, что ты пытаешься мне сказать последние три дня и почему не говоришь.
- Хорошо. Только не думай, что мое отношение к тебе изменилось. Что бы ни произошло между нами, я хотел этого. И я по-прежнему хочу тебя. Но у меня нет слов, чтобы объяснить тебе, как сильно.
Я протянула к нему руки:
- Тогда твои признания могут немного подождать.
Уголки его рта дернулись в какой-то конвульсивной улыбке и застыли. Это было признание поражения. Мы снова забыли обо всем. Он притянул меня к себе и чуть приподнял. Мы целовались с таким жаром, как целуются любовники после долгой разлуки. Я провела пальцами по его волосам и выгнулась ему навстречу. В ту же секунду мы снова оказались на кровати, он распахнул полы моего халата, его губы прижались к моей груди, животу, спустились ниже, вновь вернулись к моему лицу.
Я и в самом деле не помнила ни о чем. Я любила его, кем бы он ни был. Я просто любила его.
***
Мы отдыхали. Я лежала спиной к Соло, он обнимал меня, а я гладила его руки. Океанский бриз охлаждал наши разгоряченные тела. И тут зазвонил телефон.
- Пусть себе звонит, - прошептал Соло, но звон в гостиной не умолкал.
Я поморщилась. Сквозь открытую дверь спальни мы услышали, как включился автоответчик. Раздался приятный голос с южным акцентом. Звонила одна из подруг Сван из Эшвилла.
- Дорогая, - сказала женщина, - случилось непредвиденное. - Я приподнялась на локтях. - Твоя бабушка и мисс Матильда в больнице.
Глава 14
Ночью Сван перенесла сердечный приступ. Матильда поехала с ней в больницу, а потом сама потеряла сознание в комнате ожидания. У нее случился удар. Я думала только о том, как поскорее вылететь с острова, и была так погружена в свои мысли, что почти не замечала Соло. Он молча помогал мне собирать вещи и был каким-то тихим, словно ему на плечи легла тяжелая ноша. Только один раз он сказал:
- Ты любишь свою бабушку и ее подругу, - потом добавил: - Разумеется, я отвезу тебя к ним.
- Спасибо.
"Только не умирайте, бабушка!" - эта мысль постоянно билась в моей голове. А когда-то давно я представляла себе, как Сван умрет, а я сразу же разыщу Эли и расскажу ему всю правду. В те годы я еще упивалась такими картинами. Но я и в самом деле любила Сван Хардигри Сэмпле, мою бабушку, вершительницу моей судьбы. Это была безнадежная преданность, неотделимая от ненависти любовь, пронизанная горечью и печалью. Я и сейчас не знала, что мне делать с этой любовью, как не могла справиться с ней в детстве.
К полудню мы уже были на материке и двигались в глубь континента. Соло вел свой крошечный самолет над богатыми равнинами Южной Джорджии, засаженными хлопком и ореховыми деревьями, над поросшими лесом холмами и пригородами Атланты. Мы поднимались все выше, и наконец на горизонте показались округлые, сине-зеленые вершины Аппалачских гор. Мы были уже в воздушном пространстве Северной Каролины, когда я нарушила угрюмое молчание.
- Мы почти на месте, - сказала я.
Под нами проплывали суровые леса и маленькие городки, а я смотрела на профиль Соло. Его губы были сжаты, у рта залегли суровые складки. Руки легко сжимали штурвал. Он надел мягкий белый пуловер, серые брюки и крепкие ботинки, а я, естественно, облачилась в темно-синий строгий костюм. Теперь мы выглядели совершенно по-разному, но Соло, целиком сосредоточенный на управлении самолетом, был также сдержан и суров, как и я.
- Ты уже бывал в этих горах раньше? - спросила я, перекрывая рев двигателей.
После секундной паузы он кивнул головой.
- В детстве.
- Теперь в моем родном городе есть даже небольшая больница, это совсем близко от нового аэропорта. Он совсем маленький, но все же... Как только мы приземлимся, я позвоню бабушкиному управляющему, и он вышлет за нами машину.
Соло снова кивнул, но промолчал, а я осторожно добавила: