Понимаешь, она же не любит его, этого мальчика, Пашу. Сразу видно. Смотрит на него так равнодушно, спокойно, как на удобную мебель. Да нет, какие там друзья… Просто, наверное, у них там в институте считается, что обязательно нужен парень, ну, партнер. Это же не нормальный человеческий вуз, не филфак, а кино, богема. Хотя Марише всегда было абсолютно все равно, что где принято… нет, не понимаю. Смотрю, и боюсь, и ничего не могу поделать. Вот завтра она придет и скажет мне так запросто, будто про еду или погоду: мама, я беременна. Хотя нет, она не скажет, будет что-то решать сама. А? Ну да, молодец, напомнила. Но я-то решила по-другому…
Если она по-настоящему влюбится, я все-таки узнаю, наверное. Да нет, как я узнаю… Она же там и живет, на том своем другом уровне, в другом мире, совершенно другом. Подожди, который час?
Слушай, Мариша сейчас придет, и я тебя очень прошу: не смотри на нее, ни о чем не расспрашивай, поздоровайся, и все. И давай о чем-нибудь говорить, я не знаю, ну, о твоей работе, про Сашку твоего… Чтоб она не догадалась. Она совершенно не терпит, когда ее обсуждают.
Нет, это не смешно. Ты все равно не поймешь.
Мне понравилось просыпаться здесь.
Жесткое, я всегда такие любила, достаточно просторное ложе, усеченный свет из окна, в упор глядящего в другое, наглухо запертое ставнями, беленый потолок над головой, здоровые древесные волокна дверного сруба напротив. Ничего неправильного и лишнего. Когда дневная жизнь приходит конкурировать со сном, она должна быть именно такой — лаконичной, стройной, упорядоченной. Ничего такого, из-за чего мучительно не хотелось бы вставать.
Раньше он присутствовал практически всегда, этот короткий, но невыносимый момент преодоления, концентрации силы в пучок, направленный против всего и всех. Момент, тем более противоестественный и жгучий, если ты просыпаешься не одна: по крайней мере у меня всегда было именно так.
Легким движением села на низкой лежанке, прогнулась, сцепив пальцы за спиной: гибкость позвоночника внушает уверенность в чем угодно. Нашарила щетку на сундуке, несколько раз провела по чернобурой гриве, бросила обратно, подцепила джинсы и свитер. Конечно, неудобно, когда для приведения себя в порядок нужно сразу выходить на улицу, но даже в этом присутствовал отдельный смысл, правильный, тонизирующий; да, собственно, никогда я не зависела напрямую от бытовых удобств. Может быть, ближе к зиме оно станет ощутимее, но до зимы надо еще дожить.
Распахнутая дверь, язык студеного воздуха врывается внутрь. Короткая дорога напрямик к умывальнику, всего несколько шагов среди бревенчатых стен и беспорядочной утвари — а казалось… Здешняя территория как-то сразу, в одночасье, сделалась компактной, небольшой, простой и понятной во всех направлениях. В деревянном сердечке уборной дрожала паутина в капельках росы, покачивался в центре маленький черный паучок. Я представила себе вопль, к примеру, Таньки Самсоновой, окажись она тут, на моем месте, — и звонко, без напряжения и надрыва, расхохоталась вслух.
Вернулась мокрая, забыла прихватить с собой полотенце, пронизанная холодом, преувеличенно, наркотически бодрая. И тут же увидела письмо.
Письмо лежало на подоконнике, между распахнутых для проветривания створок и ставен. Уголок прямоугольного конверта чуть нависал над полом и подрагивал на сквозняке. Я закрыла дверь, и письмо спланировало на пол, пришлось наклоняться поднимать.
Запечатанный конверт старого образца, с картинкой. Почтовый штемпель. Адрес: область, район, станция Поддубовая-5. И мое имя полностью, кто бы сомневался. Все это было отпечатано, и не на компьютере даже — на пишущей машинке, светлые буковки старательно втискивались в типографские строчки на конверте.
Повертела его в руках, присматриваясь, нелепо, как если бы надеялась найти какие-то улики, отпечатки пальцев, что ли. Задела локтем край ставни, она со скрипом начала закрываться, и кусок фанеры, закрашенный мелкими мазками масла и подписанный монограммой «М», с глухим хлопком свалился мне под ноги.
А я уже разорвала край конверта грубыми бумажными волнами. Уже вытянула, торопясь, дергая и сминая, лист бумаги, сложенный вдвое, с подогнутой полоской поперек — стандартный формат А4, исписанный дробно с обеих сторон. И уже узнала почерк.