Пара чугунных дверей открывалась в Почетный зал, размерами и пропорциями напоминавший соборный неф. Посередине, от входа до королевского трона на другом конце, тянулась толстая темно-красная ковровая дорожка. Вдоль стен выстроились пятьдесят четыре массивных кресла, каждое под эмблемой того или иного аристократического рода. В этих креслах, когда того требовал церемониальный протокол, сидели вельможи Лионесса, осененные гербами предков. Королевским троном — пока Олам Третий не перевез его в Аваллон — служил великий Эвандиг, а центр зала занимал Круглый стол, Карбра-ан-Медан, за которым места отводились только представителям самой высокородной знати.
Почетный зал пристроил король Карлес, последний из рода Меть-юэнов. Хловод Рыжий, основатель Тирренской династии,[8] расширил обнесенную стеной территорию Хайдиона на восток от Стены Зольтры. Он же вымостил Урквиал, древний строевой плац Зольтры, а с противоположной замку стороны плаца возвел громоздкий Пеньядор, где находились лазарет, бараки и казематы. Темницы под старым арсеналом, тем временем, прозябали в запустении — их обветшавшие клети, дыбы, решетки-жаровни и пыточные колеса, цепи на крюках, тиски, дыроколы и крутильные машины ржавели в затхлой сырости подземелья.
По мере того, как владыки сменяли друг друга на престоле Лионесса, каждый из них приумножал число залов, коридоров, проходов и переходов, галерей, башен и башенок королевского замка — словно, поразмыслив о своей смертности, стремился стать неотъемлемой частью вечного Хайдиона.
Для тех, кто проводил жизнь в его стенах, Хайдион становился маленькой вселенной, безучастной к событиям внешнего мира, хотя отделявшую его пелену нельзя назвать непроницаемой. Извне то и дело доносились слухи. Кроме того, обитателям Хайдиона приходилось готовиться к смене времен года, обслуживать гостей, сопровождать загородные поездки и даже — изредка — привыкать к новшествам или поднимать тревогу. Но все это были приглушенные отзвуки, тусклые видения, едва возмущавшие устоявшийся распорядок дворцового бытия. В небе появилась огненная комета? Чудеса, да и только! Но о знамении тут же забывали, стоило Шилку, уборщику ночных горшков, пнуть кошку поваренка. Ска не оставили камня на камне в Северной Ульфляндии? Ска подобны дикому зверью! Сегодня утром, однако, откушав овсяной каши со сливками, герцогиня Скройская обнаружила в кувшине из-под сливок дохлую мышь. Неслыханная катастрофа! Вот где разгорелись настоящие страсти! Как она орала, швыряясь туфлями в горничных!
Маленькая вселенная неукоснительно подчинялась своим особым законам. Статус градуировался согласно мельчайшим делениям иерархической шкалы, от недостижимо высокого до презреннейшего из неприкасаемых. Каждый точно взвешивал свое достоинство, сознавая деликатную разницу между своим положением, полномочиями чуть более высокопоставленной персоны (каковые по возможности игнорировались) и обязанностями чуть менее влиятельного лица (необходимость строгого соблюдения каковых подчеркивалась в каждом удобном случае). Некоторые претендовали на привилегии не по чину, тем самым создавая напряжения; по всему замку, как зловоние, распространялась атмосфера мстительной злопамятности. Каждый бдительно следил за поведением более удачливых интриганов, в то же время тщательно скрывая от подчиненных свои собственные делишки. За царственными особами наблюдали непрерывно, их привычки обсуждались и анализировались ежечасно. Королева Соллас относилась с теплотой и радушием только к ревнителям веры и жрецам, проявляя живой интерес к их исповеданиям. Ее считали равнодушной к плотским утехам — у нее не было любовников. Король Казмир регулярно наносил ей супружеские визиты в спальне, где они совокуплялись с величавой тяжеловесностью, как пара слонов.