За столом стоял Корморант Вейл.
Он улыбнулся, увидев их.
— Эмери. Спасибо, что доставил её в целости. Я чрезвычайно ценю твою помощь в этом вопросе.
— Ради верного друга — что угодно, — ответил Грантер, хотя в его голосе чувствовалось напряжение. — Я бы хотел обсудить кое-что наедине.
Он посмотрел на Вейла таким образом, который Марлоу не могла расшифровать. Вейл лишь мягко улыбнулся.
— Конечно. Почему бы тебе не присесть в гостиной, пока я поговорю с мисс Бриггс. Угощайся чаем, и я вскоре к тебе присоединюсь.
Грантер выглядел так, словно хотел возразить, но, видимо, решил не настаивать, и с улыбкой удалился через двустворчатые двери, оставив Марлоу и Вейла наедине. Его костюм был тем же, что и на свадьбе — тёмно-синий жакет поверх кремового жилета. Обычно его лицо светилось весёлой искрой, но сейчас оно было напряжённым и серьёзным.
Он обошёл стол и уверенно направился к Марлоу.
Она напряглась. Но Вейл обнял её, прижимая к себе в мягких объятиях.
Это было совсем не то, чего Марлоу ожидала. Она лишь стояла, ошеломлённая, пока он не отступил, оставив свои руки на её плечах.
— Марлоу, — сказал он тепло. — Мне так жаль что так все произошло. Но теперь ты в порядке. Ты в безопасности.
— Вы… — медленно произнесла Марлоу. — Вы организовали моё освобождение?
— Конечно, — ответил он. — Я должен был убедиться, что Амара не сможет до тебя добраться. Моя невестка жаждет крови за то, что случилось с её отцом.
— Но почему вы меня защищаете?
— Твоя мать никогда не рассказывала тебе, как мы познакомились? — спросил он. — Это было восемнадцать лет назад, но я помню это, как будто это было вчера.
Восемнадцать лет назад? Кассандра никогда не говорила, что знала Вейла до того, как стала его шевалье.
— Я тогда ещё не был главой семьи Вейлов — просто молодым человеком, который думал, что может изменить мир. Я был наивен. А твоя мать — нет. Она прожила жизнь, совершенно отличную от моей, что делало её ещё более интересной. Она открыла мне глаза на многие вещи. Я хотел защитить её от жестокости этого мира, этого города.
У Марлоу сжалось горло.
— Значит, вы пытаетесь защитить меня, потому что… потому что не смог защитить её?
— Не совсем, — мягко сказал Вейл. — Правда в том, Марлоу, что, как бы я ни хотел быть верным и порядочным человеком, я никогда не был достаточно силён, чтобы устоять перед тем притяжением, которое испытывал к твоей матери. Но теперь, глядя на тебя, я не могу сожалеть о том, что влюбился в неё.
Марлоу уставилась на него, и в голове эхом пронеслись слова, которые они обсуждали на помолвке Амары: о политическом браке без любви, о том, как Вейл сожалел, что не был достаточно смелым, чтобы последовать за своим сердцем.
Он говорил о её матери.
— Если ты должна знать обо мне одну вещь, — продолжил он, — так это то, что для меня нет ничего важнее семьи. И я сделаю всё, чтобы её защитить. — Он тепло положил руку ей на плечо. — Чтобы защитить тебя. Мою дочь.
Марлоу не могла говорить. Это не могло быть правдой. Его дочь. Часть семьи Вейл.
Она покачала головой.
— Нет, это…
Голос Вейла был мягок.
— Почему бы мне лгать об этом?
Марлоу не могла найти ответ. И всё же… это не могло быть правдой. Её мать всегда говорила, что они были только вдвоём. Они были командой. Это они против всего мира.
— Значит, она солгала вам, — дрожащим голосом произнесла Марлоу.
— Она не хотела, чтобы я знал, — тихо сказал Вейл. — С того момента, как она пришла ко мне на службу в качестве шевалье, я подозревал. Твой возраст, конечно, был одной из подсказок. Но она призналась мне только незадолго до того, как исчезла. Думаю, я всегда знал это. Или, возможно, просто надеялся. Это была одна из причин, почему я настаивал на том, чтобы ты получила такое же образование, как и мои сыновья.
Марлоу не нужно было объяснять, почему Кассандра хотела сохранить это в секрете. Быть дочерью Вейла — особенно незаконнорождённой дочерью — было опасно. Это означало быть частью новой знати, от которой она никогда не сможет убежать. Она знала, что её мать не хотела этого для неё. Жизнь и без того была достаточно опасной, а теперь к этому добавилась бы ещё и эта мишень на спине.
Вейл подошёл к столу и открыл один из ящиков. Он вытащил письмо, сложенное и потертое, словно его перечитывали много раз.