Весной для садовода-опытника даже минута дорога, особенно в ту пору, когда цветут деревья. Упустишь время — рухнут планы искусственного опыления: пропадёт год экспериментальной работы. На год позднее появятся новые яблоки.
Ещё с вечера Василий отыскал на письменном столе Трофима Тимофеевича план по гибридизации. Больше не тронул ни одной бумажки, ни одной тетради, — пусть лежат до возвращения Веры. Они вместе просмотрят всё, что стало наследством, и посоветуются, как сделать это богатое наследство доступным всем.
Ребёнок, незнакомый ребёнок в каком-то далёком селе, с яблоком в руках, с крупным и сочным, на редкость вкусным, невиданным ранее яблоком, представлялся Василию наследником Трофима Тимофеевича.
Студент в сельскохозяйственном институте, преподаватель в школе садоводов, научный сотрудник в ботаническом саду, опытник-мичуринец где-то в колхозе, все они — тоже наследники Дорогина…
Рано утром, когда сад ещё был полон лёгкой голубой дымки, Василий, одетый в белый халат, вошёл в бригадный дом, постоял у гроба, а потом, взяв всё, что нужно для искусственного опыления, отправился в ближний квартал цветущих яблонь, где стояла одинокая лесенка, с которой вчера спустился старый садовод.
Первый солнечный луч, проникая в сад, отыскал Василия возле яблони с марлевыми колпачками на ветках, надетыми Трофимом Тимофеевичем.
Стоя на верхней ступеньке, молодой садовод наносил пыльцу на пестики цветов. Крона выносливого, здорового, полного сил дерева раскинулась перед ним так широко, что он не видел ничего, кроме бесконечного множества веток, густо усыпанных свежими, непередаваемо чистыми и на редкость ароматными цветами. Эта яблоня не только выращена — создана Дорогиным.
Издавна сады украшают берега Волги, смотрятся яблони в голубое зеркало чудного Днепра, цветущие персики спорят белизною со снежной папахой Арарата, ферганские абрикосы — с высокими облаками. И всё это богатство плодовых деревьев создано ясным и пытливым разумом, добрыми заботами о современниках и потомках, трудолюбием таких людей, каким был Трофим Тимофеевич… Так думал Василий, занятый опылением цветов.
Каждую секунду зарождалось и расцветало новое.
Однажды августовской ночью из степи налетел ураган. Утром, когда всё утихло, Василий увидел зияющие проломы в садозащитной лесной полосе. Многие здоровые тополя были выворочены из земли с корнями, от старых и дуплистых остались пеньки, изодранные в щепу.
Вломившись в сад, ветер разгульно промчался из конца в конец. Там и сям лежали разломленные яблони. Под жарким солнцем быстро завяла листва повреждённых деревьев. Дрябли на земле зелёные яблоки. Едва ли не половина урожая была обречена на гибель. Только стланцев не коснулось это бедствие.
Василий удручённо шёл по саду. Его лицо так потемнело, что потерялись синие пятна — следы пороховых ожогов. Он записывал каждую искалеченную яблоню: эту выкорчевать, эту «посадить на пень» — спилить повыше прививки и подождать побегов.
«Однако, не годится для наших мест старая штамбовая крона? — думал он, припоминая записи в дневнике Дорогина. — Трофим Тимофеевич собирался формировать яблони по-новому: основные скелетные ветви — возле земли, вроде стланцев, а на них — вертикальные стволики… Такие деревья не разломятся. Ветер покружится возле них и отступится… Да и апрельских солнечных ожогов не будет… Надо формировать по-новому…»
Большое огорчение подстерегало его в одном из тех кварталов, где росли, привитые в крону ранеток-матерей, последние по времени создания, самые удачные из гибридов Дорогина. У нескольких деревьев скелетные ветви с прививками были отломлены и валялись на земле. Впервые появившиеся крупные яблоки не успели дозреть. Ещё три дня назад Василий любовался ими: будет что показать на Всесоюзной выставке! Лучшие гибриды из богатого наследства Дорогина! И вот всё рухнуло….
Вера спешила в сад, предчувствуя, что может потребоваться её помощь. Ей хотелось взглянуть и на всходы берёзки, посеянной ими минувшей зимой. Нынче перепадали тёплые дожди. Саженцы пойдут в рост дружнее тех, первых. И лесные полосы в «Победе» через несколько лет будут не хуже, чем на полях луговатцев.
Мысли её сменяли одна другую; со светлой грустью вспоминала она об отце; улыбалась счастливой улыбкой, думая о маленьком Троше и о муже… Потом мысли её сосредоточились на будущем. Молодой садовод, облечённый доверием не одного колхоза, а всех, кому дороги сады, принял богатое наследство, ставшее общественным достоянием. Его ведь надо не только сохранить, но и умножить. Двинуть дело вперёд.