Сад Толстого
(из книги «Чужие пороги»)
Семья моя жила в одном из флигелей во дворе Хамовнического пивного завода, который примыкал к саду Толстого и отделялся от него высоким забором… Мне было девять лет. Сад Толстого нам, заводской детворе, представлялся сказочным лесом, где водились медведи, волки, хитрые лисы и страшная баба-яга с Соловьём-разбойником…
Знал ли нашу ораву Лев Николаевич? Конечно, знал. Наши горластые голоса не могли не доноситься до его кабинета. Играя на улице и гоняя собак по переулку, мы, конечно, мешали ему, но тогда мы этого не понимали и при встрече с ним весело и дружно кричали:
— Здравствуйте, Лев Николаевич!
В ответ он приветливо улыбался и приподнимал шляпу.
Весной и летом мы не заглядывали в сад Толстого. Мы были заняты игрой в бабки, в лапту, запускали «змея», гоняли голубей и часами пропадали на Москве-реке. Но вот наступало долгожданное 6 августа — «яблочный спас» (считалось, что к этому дню яблоки созревали), и наше внимание переключалось на сад Толстого. Забирались мы в него не со стороны пивного завода, а лазали через забор из соседнего сада Морозовской психиатрической клиники. Предварительно делали «разведку», дома ли Афанасий, и не спущены ли с цепи собаки. Для этого самый смелый из нас, Саша, пробирался во двор Толстого и узнавал всё во всех подробностях. Когда обстановка благоприятствовала нам — не было ни дворника, ни собак, — мы забирались на забор и усаживались на нём, как воробьи, готовые в любой момент соскочить на землю. Убедившись, что в саду никого нет, Саша спрыгивал в сад, пригнувшись, бежал к яблоне и начинал трясти ближайший сук. Вот захлопали падавшие на траву яблоки. Вслед за Сашей прыгали и мы. Если бы кто знал, как бились от страха наши маленькие сердца! А опасаться нам было чего. Афанасий без жалости драл нам уши, не щадили нас и дома, если о нашей удали становилось известно родителям. Пороли крепко. Но запретный плод сладок, и мы шли на риск, как говорится, «не щадя животов».
Успех окрыляет, и однажды, только мы приготовились прыгать в сад, как на аллее показался незнакомый нам мальчишка. На вид ему было лет двенадцать. Одет он был в домотканые штаны и белую рубаху с вышитым воротом.
— Вы чего тут чужие яблоки воруете? — спросил он, останавливаясь перед нами.
Мы переглянулись. В нашем переулке такого «огольца» не было.
— А ты что за птица такая? — вызывающе сказал Саша. — Хочешь, чтобы я тебе шею накостылял?
Мальчишка ухмыльнулся:
— Попробуй! Тятька-то вон он! Сейчас позову.
— А кто твой тятька? — спросил Саша.
— Кто?.. Афанасий. Он вам покажет, как чужие яблоки красть.
— Мы не воруем, — сказал кто-то из ребят.
— А зачем на забор залезли? — хитро прищурив глаза, допрашивал мальчишка.
Слово за слово, и мы узнали, что перед нами только что вчера приехавший с мамкой из Ясной Поляны сынишка Афанасия, Васька.
— Воровать не надо, — строго проговорил он. — Лучше попросите у отца, он и так даст, — Васятка бросил нам по яблоку, уселся против нас на скамейку и стал расспрашивать про Москву.
— А ты в школе где учился? — спросили мы Васятку.
— У себя. В Ясной Поляне. Первым учеником окончил! — добавил он с гордостью. — Похвальный лист получил. Учиться бы дальше надо, да нужда не дозволяет. — Васятка вздохнул. — Вот и привезли меня сюда в ученье к портному. Да вы слезайте, давайте поговорим. А то мне скучно тут. Мамка ушла, а тятька спать завалился.
Мы соскочили с забора и уселись вокруг Васьки на траву. Яблоки, конечно, мы ели теперь без стеснения.
— А вы, ребята, чужого не берите, — наставительно сказал Васятка. — Лев Николаевич не велит этого делать. Он нам говорил, что хороший человек никогда чужого не возьмёт.
— А ты его там видел? — спросил Колька.
— А как же не видать, раз он с нами живёт.
— А сад там у него есть?
— Сад здоровый. Это что за сад!
— А вы там у него, — допрашивал Колька, — яблоки… трогаете?
— Сперва воровали, — ответил Васятка, — а потом, как он с нами поговорил, перестали. Ведь мы как воровали-то. В спешке. Сколько сучьев поломаем. Раз нас Лев Николаевич и застал. Подошёл и говорит: «Нехорошее это дело, ребята, воровством заниматься. Кто чужого, говорит, не бережёт, тот и своего не увидит. Хочется вам яблочка, придите, спросите, и никто вам не откажет. А так, смотрите, что вы наделали. Сучья теперь эти пропали и ни одного яблочка не принесут».
— И вам не попало? — спросил Колька.
— Нет. Ребят он любит. Не дерётся. Совестил только. «Дерево, говорит, то же самое, что и человек. Одинаково живёт. Человек, говорит, дышит, и дерево дышит. Человек растёт, и дерево растёт. Вы, говорит, пьёте и едите, и дерево питается соками земли». «Если тебе оторвать палец, — спросил он нашего Никишку, — тебе будет больно? Так же и дереву больно». Долго он нас пытал. Дал нам яблок по целой пазухе и отпустил. А мы сказали ему, что больше обижать деревьев не будем. Пусть себе живут. И в сад к нему вот уже два года не лазаем. Как вспомним, что он нам говорил, так почему-то стыдно становится.