— Бывают дни, когда я думаю, что он все еще там, бродит в горах, как один из Восьми Бессмертных в даосской легенде, мудрец, держащий путь домой, — признаюсь я. — Но меня поражает, что все еще находятся люди, которые знай себе приезжают сюда только потому, что наслушались всяких сказок.
— Ты ж знаешь, он жил здесь… сколько? Тринадцать лет? Четырнадцать? Он каждый день ходил по тропинкам в джунглях. Знал их получше иных лесничих-проводников. Как мог он потеряться?
— Даже обезьяны падают с деревьев, — я силюсь припомнить, где слышала это, но память подводит. Пытаюсь утешиться тем, что она еще вернется ко мне. — Возможно, Аритомо не так хорошо знал джунгли, как сам полагал.
Изнутри дома слышится звон колокольчика: кто-то тянет за шнурок у входа.
— Это, должно быть, Йошикава.
Фредерик упирается руками в стол и встает, по-стариковски кряхтя. Я продолжаю сидеть, следя за тем, как исчезают с лаковой поверхности следы его ладоней.
— Мне бы хотелось, чтоб ты был здесь, Фредерик, когда я буду говорить с ним.
— Я должен бежать. Забот полон рот.
Медленно распрямляю тело, пока, выпрямившись, не могу взглянуть на него глаза в глаза.
— Прошу тебя, Фредерик.
Он смотрит на меня. И через мгновение кивает.
Глава 2
Историк прибыл точно в назначенное время, и я подумала: уж не прослышал ли он про то, как я обходилась с адвокатами, которые позволяли себе с опозданием являться на мои судебные заседания. Еще несколько минут — и А Чон проводит его на веранду.
— Профессор Йошикава, — приветствую я его по-английски.
— Прошу вас, зовите меня Тацуджи, — просит он, низко мне поклонившись, на что я поклоном не отвечаю. Повожу головой в сторону Фредерика:
— Мистер Преториус, мой добрый приятель.
— А-а! С чайной плантации Маджуба, — кивает Тацуджи, взглянув на меня, прежде чем поклониться Фредерику.
Я указываю Тацуджи на традиционное место почетного гостя, с которого лучше всего, во всей красе, виден сад. Тацуджи под шестьдесят пять, на нем светло-серый полотняный костюм, белая сорочка из хлопка, бледно-голубой галстук. По возрасту, прикидываю я, вполне мог воевать на войне: этой меркой я, почти подсознательно, меряю всякого встреченного японца. Он обводит взглядом низкий потолок, стены и деревянные стойки, прежде чем обратить его на сад.
— Югири, — негромко роняет он.
Появляется А Чон с подносом чая и маленьким бронзовым колокольчиком. Я разливаю чай по чашкам. Тацуджи отводит глаза, когда я ловлю его на том, что он разглядывает мои руки.
— Ваше нежелание беседовать с кем-либо из нашей братии хорошо известно, судья Тео, — говорит он, когда я ставлю перед ним чашку с чаем. — Признаться честно, меня не удивил ваш отказ принять меня, зато я был буквально огорошен, когда вы передумали.
— Я вдруг обнаружила, что у вас впечатляющая репутация.
— Определение «одиозная» подошло бы больше, — откликается Тацуджи, тем не менее вид у него явно польщенный.
— У профессора Йошикава есть обыкновение выносить на обсуждение очень непопулярные темы, — объясняю я Фредерику.
— Всякий раз, когда вносятся изменения в наши учебники истории, чтобы убрать любые упоминания о преступлениях, совершенных нашими войсками, всякий раз, когда министр правительства посещает святилище Ясукуни[26], — говорит Тацуджи, — я рассылаю в газеты письма с протестами против этого.
— Ваш собственный народ… — произносит Фредерик, — как люди реагируют на это?
Некоторое время Тацуджи безмолвствует.
— За последние десять лет на меня совершено четыре нападения, — отвечает он наконец. — Я получаю письма, в которых мне грозят смертью. Но все равно продолжаю вести программы на радио и телевидении. Убеждаю всех и каждого, что мы не можем отрицать свое прошлое. Мы должны искупать вину. Обязаны.
Возвращаю разговор к причине нашей встречи:
— Накамура Аритомо весьма долго не был ни в чести, ни в моде. Даже при жизни. Почему же у вас возникло желание написать о нем сейчас?
— Когда я был моложе, у меня был друг, — говорит Тацуджи. — Он владел несколькими образцами укиё-э[27] Аритомо-сэнсэя[28]. И всегда с восторгом рассказывал, что они были созданы садовником императора. — Историк касается губами краешка чашки и издает звук одобрения. — Превосходный чай.
— С плантации Маджуба, — сообщаю я ему.
— Непременно надо не забыть купить, — обращается Тацуджи к Фредерику.
— Ужаси-ё — это что? Та ерунда, которой Аритомо занимался? — спрашивает тот.
26
Ясукуни — синтоистское святилище («храм мира в стране» —
27
Укиё-э, «образы изменчивого мира» (
28
Сэнсэй (