— Вы оставляете в Савойе даже незаменимого Пьера? Не думал, что вы можете без него обходиться.
Шару посмотрел на меня с любопытством.
— К сожалению, Пьер терпеть не может Англию.
— А вы, напротив, очень любите.
— Да, я даже женился на англичанке.
— Кстати, о вашей жене. Я ее не вижу, — сказал я, оглядываясь. — Мне бы хотелось поприветствовать ее.
Шару взглянул на меня удивленно.
— Не знал, что вы знакомы с моей женой.
Я коротко рассказал ему о нашей встрече в саду.
— Она должна быть где-то здесь. Популярная личность. Все ее ищут. Стоит нам приехать на какой-нибудь праздник, у меня ее сразу же похищают, и я снова вижу ее только когда пора возвращаться домой. А что вы хотите, такова цена, если женишься на очаровательной женщине.
Я вздохнул, подумав о том, что бы я проделал с его потрясающей женой, если бы имел счастье остаться с ней наедине.
— Есть ли новости о деле горничной? — спросил Шару.
— Никаких.
Я собрался было перевести разговор на Торки. Мне хотелось побольше узнать о его фильме про Босха, но Шару меня опередил:
— А того молодого человека, официанта Торки, вы нашли?
— Пока что нет.
— Вы считаете, это он убил мою горничную?
Я развел руками, словно говоря, что все возможно, и спросил:
— У Джули Бонем был другой компьютер, кроме ноутбука?
— Я не знал, что у нее есть ноутбук.
— Его нашли среди ее личных вещей. Однако она им не пользовалась. Мы подозреваем, что она вела с кем-то переписку по электронной почте, и пытаемся понять, с какого компьютера.
— Полагаю, в Экс-ле-Бене есть интернет-кафе, — промолвил писатель с улыбкой.
Я не ответил. У него дома тоже наверняка полно этого добра. Чем больше я размышлял, тем сильнее убеждался, что Джули Бонем пользовалась одним из компьютеров Шару, чтобы держать связь с Тау. Но писатель вряд ли разрешил бы ей копаться в своих компьютерах.
— Итак, если я правильно понял, расследование зашло в тупик? — предположил Шару таким тоном, словно его возмущало подобное положение дел.
— Я этого не говорил, — возразил я обиженно. — Если у нас нет новостей, это не значит, что мы движемся на ощупь в темноте.
— Простите, не хотел вас обидеть. Я знаю, вы, следователи, продолжаете работать над делами, даже когда все кажется безнадежным. Однако стороннему наблюдателю такая внешняя неподвижность кажется убийственной. Это как будто писатель злоупотребляет длинными описаниями или режиссер — сценами, где персонажи практически ничего не делают. Люди бегут со всех ног. Вы не представляете, насколько сложно стало удерживать внимание публики более тридцати секунд кряду.
Я снисходительно улыбнулся:
— К счастью, это не моя проблема. Но того, кто пишет или снимает, постоянная погоня за публикой и за успехом, вероятно, изматывает. Одному Торки, кажется, все это в высшей степени безразлично.
Шару разразился смехом.
— Все как раз наоборот. Никого слава так не заботит, как его.
— Я бы не сказал, — возразил я скептически.
— Поверьте мне, Торки сознательно создал этот образ строптивого режиссера-мизантропа. На самом же деле единственное, что его интересует, — всегда оставаться в центре внимания.
— Почему же в таком случае он решил снять фильм о художнике пятнадцатого века?
— Вы знакомы с творчеством Босха?
С тех пор как Ребекка завалила меня своими карточками, я, конечно, не стал экспертом, но начал потихоньку понимать мир загадочного голландского художника. Должен признать, поначалу это было трудно. Сталкиваясь с Босхом, испытываешь беспокойство. Видя его чудовищ, демонов и прочих невероятных существ, чувствуешь исходящую от них угрозу. Словно безумный мир, изображенный на полотне готов поглотить тебя и утащить в пропасть. И только прочитав про галлюциногены, я немного успокоился: значит, все эти кошмары были рождены разумом, одурманенным наркотиком.
Но я решил скрыть от Шару свой интерес к художнику и ответил, что почти ничего о нем не знаю.
— Жаль. Вы бы поняли, почему Торки с головой окунулся в это предприятие. Босх благодаря особенностям своего творчества вызывает удивление, и Торки хочет этим воспользоваться.
— Каков сюжет фильма?
— Это тайна. Однако готов поспорить, что там обыгрывается «Сад земных наслаждений».
— Почему именно он? — спросил я встревоженно. Похоже, картиной одержим не один Тау.
— У этого полотна сильный эротический подтекст, и Торки использует его, чтобы подстрекнуть вуайеризм публики.
— Не могли бы вы пояснить? — попросил я писателя.
— Торки устроит огромную оргию. Но художественную, как скажут критики. Газеты будут писать о ней еще несколько месяцев. Правда в том, что это будет очередной порнографический фильм, выданный за искусство.