– Ваня, выпади из нирваны, – продолжала Нора, – и поздоровайся с Мариной. Насколько я знаю, вы великолепно знакомы.
Я повернул голову влево и увидел в кресле хорошенькую блондиночку, хрупкое существо, похожее на воздушное безе, – Марину Арапову. Нора не ошиблась, я великолепно знаю сию особу, она близко дружит с дочерью Коки, и тусовка зовет ее – Мари.
– Здравствуй, Ваня, – нежным голоском пропела Марина и протянула мне тонкую, надушенную лапку.
Соблюдая светские правила, я приложился к ручке.
Марина, дочь вполне успешных родителей-актеров, долгое время казалась мне типично светской дамочкой. В свое время ее мать подсуетилась и выдала дщерь замуж за крайне ей неподходящего, по общему мнению, мужчину, простого химика с отвратительным, на взгляд тусовки, именем Герасим. Очень хорошо помню, какую гримаску скорчила Николетта, получив приглашение на свадьбу, которую играли в скромном кафе. Жених оказался с принципами и не захотел устраивать торжество на средства тестя.
Местные кумушки, в полном составе прибежавшие на бракосочетание, взахлеб обсуждали скромное угощение и свекровь Марины, полную тетку с «химией» на голове. А Кока и Люка после двадцатого «горько» поспорили на энное количество долларов. Первая утверждала, что брак просуществует полгода, вторая отводила ему срок – месяц. Но ошиблись обе.
Неожиданно жизнь Марины сложилась счастливо, а после перестройки лапотный Герасим, к общему удивлению, вдруг занялся лекарствами. Вроде он сначала просто торговал ими, потом открыл производство, подробностей я не знаю, только у Марины появилась хорошая одежда, красивая машина и загородный особняк. Арапова родила двоих детей, сначала мальчика Костю, которому сейчас уже исполнилось двадцать два, и девочку Аню, ей, если не ошибаюсь, года на два меньше.
Детьми занималась сначала нянька, потом гувернантки и репетиторы. К слову сказать, ребята выросли хорошими, послушными, не доставляли родителям хлопот.
Костя хотел после окончания школы пойти в театральный вуз, наверное, в нем проснулись гены бабушки и дедушки, но Герасим категорично заявил:
– Нет. Лицедейство не профессия для мужчины.
Пришлось Косте учить иностранные языки. С Аней отец оказался не так строг, когда дочь в девятом классе завела разговор об учебе в ГИТИСе, он спокойно кивнул и пообещал:
– Давай, старайся, наймем нужных репетиторов.
Костик, присутствовавший при беседе, раздраженно воскликнул:
– Ага! Вот оно как! Мне, значит, нельзя, а Аньке можно?
Герасим взглянул на сына.
– Именно так! Она баба, выйдет замуж, займется хозяйством, а ты мужик, тебе жену и детей содержать!
– У нас семейный бизнес есть, – некстати высказался Костя.
Отец нахмурился.
– Это мое дело, умирать я пока не собираюсь и мальчика-мажора дома иметь не хочу. Мне, кстати, никто не помогал, и тебе придется самому пробиваться.
Марина в отношения отца с детьми не вмешивалась, она не работала, жила в свое удовольствие, носилась по магазинам и салонам красоты, ездила в Милан за одеждой, в Париж за косметикой и отдыхала на море по пять-шесть раз в году. В ее хорошенькой головке не задерживалось никаких мыслей, кроме тех, что были связаны с нарядами и украшениями. Иногда Мари приходила на суаре, затеянные Николеттой, пару раз она приводила с собой Аню, апатичную, скромную девочку, которая во время шумного сборища отсиживалась в углу. Гувернантки вбили в ребенка нужные правила, Анечка вставала при виде взрослых, улыбалась и умела поддержать беседу на вечные темы: здоровье – театральные премьеры – погода.
– Ты бы к ней присмотрелся, – шепнула мне один раз Николетта, – невеста подрастает.
– Да я в коляске ее помню! – шарахнулся я от маменьки.
– Так не сейчас же атаку начинать надо, подожди пару лет, – не сдалась она.
– Нет уж, уволь, – я попытался купировать неприятный разговор в зародыше.
– У Герасима миллионы, а дочь одна!
– Я не страдаю педофилией!
Николетта скорчила гримасу.
– Это верно, ты болен глупостью, а еще эгоизмом, не желаешь думать ни о чем, кроме собственного удобства! Что случится со мной, если Нора умрет? Ты лишишься заработка, на что мне тогда жить? А здесь девчонка с состоянием.
Не найдя нужных аргументов в споре, я ретировался, стать женихом Ани мне показалось отвратительным. Впрочем, наряду с дочерью мне не нравились ни ее безалаберная мамаша, ни хамоватый папенька. И вообще, как известно, жениться следует на сироте.
Потом беззаботная жизнь Мари резко оборвалась. Скончался Герасим, умер в самом расцвете лет от обширного инфаркта, оставив после себя вдову, двух детей и процветающую фирму.
Похороны бизнесмена произвели на меня самое тягостное впечатление, народу проститься с покойным явилась туча. Дети выглядели потерянными, Марина же, к общему удивлению, крепко держалась на ногах, провела всю скорбную церемонию стоя, прямая, как вязальная спица. На ее белокурых волосах красовался черный кружевной платочек, который смотрелся не знаком скорби, а очередным изыском кутюрье.
– Вот увидишь, – шепнула Кока, – через полгода богатая вдовица выйдет замуж.
– Маловероятно, – просвистела в ответ Люка, – товар испорчен, подгнил с одного боку, двое спиногрызов в наличии. Кому такое счастье нужно?
– Молчи лучше, – оживилась Кока, – денег сколько Герасим оставил! А бизнес! Кто им теперь рулить станет?
– Костя! – отозвалась Люка. – Сын всегда за отцом наследует.
– Еще скажи Аня, – фыркнула Кока, – цирк прямо. Мальчик сморчок, где ему с делом справиться. Нет, Мари живо в загс побежит, эх, повезет кому-то. Кстати, Вава, по-моему, судьба подбрасывает тебе шанс. Мари вполне подходящая партия, красива, богата… а? Мальчик мой? Эй, ты куда?
Я быстро смешался с толпой. Во-первых, вести разговоры о свадьбе на похоронах как-то не комильфо, а во-вторых, меньше всего мне хотелось связываться с избалованной Мариной.
Но вы не представляете, что случилось дальше. Вопреки общему мнению Арапова не стала искать нового мужчину. Через десять дней после похорон Герасима Марина вошла в его рабочий кабинет, созвала всех: заместителей хозяина, управляющего, начальников отделов, лабораторий и заявила:
– По завещанию бизнес отходит мне, весь капитал Герасим тоже отписал на мое имя. Я намерена сама вести дело, тот, кто считает ниже своего достоинства работать под началом женщины, может положить заявление об уходе на стол.
Поднялся шум.
– Вы же ничего не смыслите в фармакологии, – не вытерпел Андрей Зальцман, управляющий.
– Не беда, научусь, – сказала Марина, – вы тоже не профессорами на свет родились.
Итог совещания мог убить любого руководителя фирмы: из двенадцати присутствующих одиннадцать изъявили желание покинуть навсегда рабочее место.
Марина аккуратно сложила полученные заявления, потом сказала:
– Вы хорошо подумали?
По кабинету пронесся смех.
– У нас с мозгами полный порядок, – заявил Зальцман.
– Ладно, – кивнула вдова, – но имейте в виду, станете проситься назад – не приму.
Мужчины снова развеселились, серьезным был один Эдик Марков, который по непонятной причине решил остаться при Араповой.
Абсолютно не стесняясь Марины, громко обсуждая вслух ее умственные способности, бывшие руководители фирмы удалились, последним из кабинета вышел Зальцман, на пороге он обернулся и сказал:
– Не глупи, Эдик, неужели ты еще не понял? Фирма «Гема»2 умерла, сделай правильный выбор.
– Я уже его сделал, – спокойно ответил Марков, – посмотрим, кто проиграл.
Не прошло и трех месяцев, как всем стало ясно: слухи о кончине «Гемы» сильно преувеличены. Маленькая, хрупкая, «глупая» блондиночка Марина оказалась цепкой, хваткой, безжалостной бизнесвумен. Она быстро наняла других сотрудников и ухитрилась вывести фирму на новый виток. Оставалось лишь удивляться, куда подевалась избалованная, спящая до полудня Мари. Она приезжала на службу к восьми утра, а уходила около полуночи. И еще, Марина, оказывается, была в курсе всех дел мужа, Герасим не имел секретов от супруги, и это оказалось для окружающих еще одним шоком.