Солнце было в зените, часы показывали 11.40. Я повесил на себя фотоаппараты, вручил Ибрагиму сумку с полудюжиной бутылок кока-колы и выступил во главе «экспедиции». Гиен я не звал, но сторожить «Волгу» они не пожелали. Обувь автомобилистов никак не была приспособлена к колючей растительности саванны, через пару часов я в кровь стер и исколол ноги, а упитанный Ибрагим, не испытавший, очевидно, в молодости всех прелестей туризма, время от времени издавал звуки, напоминающие стоны.
Но самое неприятное было то, что карта вступила в противоречие с компасом, солнцем и логикой. Мы уже несколько часов шли на восток, и горная цепь Нангейя, если верить карте, должна была бы остаться позади. А ее синие хребты все время маячили на севере, вдоль нашего пути, как бы давая понять, что идем мы совсем не туда, куда надо. Между нею и дорогой на карте простиралось желтое пустынное пятно без единой красной жилки дороги, без единой черной точки деревни.
Солнце в этих местах внушает больше доверия, чем карта. А когда оно село и нас окружила темнота, то мы окончательно поняли, что карта врет: пятнадцать километров уже давным-давно пройдены, а дороги все нет. По четырем зеленым точкам, мелькавшим совсем рядом, было ясно еще и то, что гиены не бросают одиноких путников.
Около девяти Ибрагим указал на мерцавший на горизонте огонек.
— Не звезда ли это? — засомневался я.
Пересекавшая наш путь река, которой и в помине не было на карте, еще больше запутала нас. Но на ее сухом песчаном дне при лунном свете были видны следы ног, обутых в тяжелые ботинки, а на берегу — консервные банки и обрывки газет. Карамоджо, как нам было известно, хорошо обходятся без всего этого. Очевидно, днем здесь останавливались на привал военные. Едва заметная тропа, появившаяся на другом берегу, вскоре превратилась в вытоптанную скотом дорогу, а запах дыма предвещал очаг и людей. И действительно, вскоре мы увидели глубокую лощину, где у костра сидели несколько человек. Когда мы приблизились, двое высоких мужчин, совершенно нагих, с копьями, поднялись нам навстречу.
— Сколько миль до Каабонга? — забыв о полагающихся приветствиях, спросил Ибрагим.
— Девять.
— А что за огонек виднеется вверху, в горах?
— Мвалиму[10],— последовал ответ.
Это было очень кстати. Учитель уж обязательно говорит если не по-английски, то на суахили и сможет нам помочь.
Но проводить нас до учительского дома нагие воины отказались.
— Ндама я нг’омбе[11],— все так же лаконично объяснил один из них, кивком головы указывая на трех крохотных, очевидно, только что увидевших свет телят, сушившихся у костра. Оставить телят одних и отправиться показывать дорогу чужестранцу — это даже и в голову не приходило людям-карамоджо.
Когда мы подошли вплотную к горе, огонек не то потух, не то скрылся за деревьями. Отстали от нас и гиены, очевидно почувствовавшие, что жертв из нас не получится.
Мы еще целый час бродили среди холмов, по склонам которых были разбросаны пустые хижины и загоны для скота, обнесенные сухими колючими ветками, пока не нашли белое здание школы, а рядом два учительских домика. Было 23.20, когда учитель Доминик Айен, открыв на стук дверь и протирая сонные глаза, к своему величайшему удивлению, увидел нашу компанию и услыхал от Ибрагима ее «приключенческую историю».
Теперь инициатива перешла в руки Айена. Разбудив жену, он организовал нам чай, а сам начал готовиться в поход. Доминик считал, что если кто-нибудь из пастухов бари или карамоджо случайно набредет на «Волгу», то ее уже ничто не спасет. Поэтому надо было не мешкая пройти еще три мили до Каабонга, где у председателя Совета служб Карамоджо Джозефа Лочеро был «опель» — единственная машина на всю округу. На ней надо было ехать в ближайший полицейский участок за пятнадцать километров, где находился лендровер, способный спасти «Волгу».
Несмотря на поздний час, Лочеро еще не спал. Его магазин тоже единственный на весь район, поэтому покупатели заходят даже ночью.
Лочеро оказался благообразным, очень приятным стариком. Было видно, что он рад сделать для нас все, что в его силах. Но ключ от машины оказался у шофера, а шофера не было дома. И сколько призванные на помощь мальчишки ни бегали по ночному Каабонгу и окружающим его колючим кустарникам, обладателя ключа так и не нашли.
Впрочем, узнал я об этом лишь на следующее утро. В ожидании шофера я присел посреди магазина на мешки с мукой, задремал да так и не проснулся до восхода солнца. Ибрагим тоже заснул, только в корыте, на дне которого валялись патроны.
Утром, когда нашелся шофер, Лочеро разбудил меня. Доминик решил, что дожидаться, пока откроется полиция, не стоит, лучше поехать сейчас же к его другу Налибе. Он — профессиональный охотник, уполномоченный правительством отстреливать слонов, и поэтому у него тоже недавно появился лендровер.
Налибе на заставил себя долго просить, окликнул двух помощников, кинул в машину три винтовки и сел за руль.
— Что, собираетесь потом на охоту? — поинтересовался я.
Налибе посмотрел на меня, как на простачка:
— Туда, где застряла ваша машина, никто не отправляется без ружья, заряженного разрывной пулей. В районе разрешена свободная охота на слонов, они здесь знают, что человек — это враг и поэтому настроены не так благодушно, как, скажем, на дороге из Найроби в Момбасу.
Так я узнал, что две гиены были не главной опасностью во время нашей прогулки по карамоджанской земле.
К счастью, вопреки предсказаниям Доминика «Волга» оказалась целой, и пары рывков лендровера было достаточно для того, чтобы поставить ее на дорогу.
Когда мы выбирались из реки, я заметил показания спидометра. После того как мы вернулись в школу, к ним прибавился тридцать один километр. Ровно столько прошли мы вчера. Это, конечно, обычная дистанция для подмосковного туриста. Но для района, где слон знаком с ружьем, — это многовато.
Мы задержались в Каабонге еще на сутки. Километрах в ста к северу от городка находится Национальный парк Кидепо, и мне не хотелось упускать возможность заглянуть туда. Было ясно, что специально в этот труднодоступный заповедник мы вряд ли соберемся. Налибе поддержал наш план и даже вызвался быть проводником.
Из всех угандийских национальных парков карамоджийский парк Кидепо — самый молодой, самый маленький, самый неизвестный. Он был основан в 1962 году, во времена, когда сюда можно было добраться лишь самолетом. Сейчас, правда, из Кампалы в Кидепо можно доехать и по дороге, но этой малоприятной возможностью почти никто не пользуется. Простой турист даже и не подозревает о существовании этого парка, мало разрекламированного, не включенного ни в один из туристских маршрутов. Едут сюда богатые снобы, изъездившие уже всю Африку.
Они считают, что известные всему миру национальные парки Цаво и Мерчисон — это нечто вроде больших зоосадов для детей и старушек, и ищут настоящей экзотики — без людей, без комфорта, с долей острых ощущений. Для этих людей нанять самолет не проблема. Вот почему дорога из Каабонга до Кидепо пустует, а на двух взлетных полосах парка нет-нет да и появляется раскрашенная под зебру авиетка с гостями.
Кидепо занимает 1200 квадратных километров выжженной солнцем холмистой саванны на стыке границ Уганды, Судана и Кении. Здесь можно увидеть слонов, среди которых встречаются уже редкие в наше время гиганты с огромными бивнями, немногочисленных жираф и довольно агрессивных львов, еще не испорченных общением с человеком. Но главная достопримечательность Кидепо — редкостная газель Брайта и тростниковая антилопа Чанлера.