Старик спрашивает, хотим ли мы внести какие-нибудь изменения в четвертую серию. Жерому кажется, что я слишком уж тороплю расследование Джонаса по поводу запертой комнаты у Френелей (куда мечтает проникнуть Милдред). В одном эпизоде я слегка намекнул на некое спрятанное там сокровище, но глубже копать не стал. Это ведь может быть что угодно, и совсем не обязательно в звонкой монете, нельзя же все сводить к деньгам. Какая-нибудь «Обнаженная» Ван Гога, ящик Пандоры, мумия, обломок истинного Креста. Жером воображает там целый арсенал, бесследно исчезнувший во времена давно забытой войны. Шкаф, набитый ручными гранатами и базуками, которые ржавеют в ожидании своего часа. Луи там видится, скорее, нечто, занимающее всю комнату целиком, например подпольная типография для печатания фальшивых денег или лаборатория. Но эту идею мы быстро отвергли — лаборатория слишком напоминала бы мастерскую нашего изобретателя. Поскольку Матильда еще ничего не сказала, я спрашиваю, есть ли у нее какие-нибудь соображения. Она отвечает «да», что означает: «Да, но пока это немного расплывчато, я бы хотела предложить вам это, уже когда напишу».
— Какие именно?
— Пока это немного расплывчато, я бы хотела предложить вам это, уже когда напишу.
— Прекрасно. Тогда оставим пока запертую комнату, — говорит Луи.
— Глянем еще разок на семнадцатый эпизод? — предлагает Жером.
Он невзлюбил Камиллу с самого начала и не прочь отделаться от нее, заменив более «токсичным» женским персонажем.
— Мы уже четыре серии нянчимся с этой занудой!
— Впереди еще целых семьдесят шесть, а ты уже хочешь кого-то замочить? К чему такая спешка?
— Истребить Камиллу мне кажется несколько преждевременным, — говорит Матильда. — В нее ведь влюбится Джонас.
— Ну и что? Он и в другую может влюбиться. В более…
— «Токсичную»?
— Вот именно.
Уже в первом своем наброске Луи хотел наделить Камиллу склонностью к самоубийству.
— Самоубийство дает массу преимуществ: это изысканно, это наполнено смыслом, это в духе «конца века».
— Думаю, это довольно жестоко по отношению к студенткам, изучающим философию. А вдруг во время показа одна из них как раз будет писать свой диплом, включив телевизор, чтобы не было так одиноко в ее тесной каморке?
— У вас неистовое воображение, Матильда, вы просто созданы для этой работы.
— Мы отвлекаемся! — восклицает Жером. — Покончим с ней самоубийством, и точка. Остается придумать способ.
Он гнет свое, но Матильда грудью встает на защиту несчастной и пытается спасти ее всеми доступными ей средствами. Луи предлагает соломоново решение: Камилла умрет, если никому из нас троих не удастся ее выручить. Заинтригованный Жером решает рискнуть и посмотреть, что каждый из нас сможет выдумать для спасения Камиллы. Луи принимается за дело первым, чтобы подать пример.
Сцена 17
Комната Камиллы. Павильон. Вечер.
Камилла сидит в кресле-качалке и смотрит, как сгущается ночь. На ней белое платье, в руках книга — «Стоики». Она вслух прочитывает пассаж о самоубийстве. Достает из комода револьвер, взводит курок и засовывает ствол себе в рот.
Неожиданно стучат в дверь.
Она идет открывать, пряча револьвер за спиной. С удивлением видит своего дядю Фреда. Впускает его. Тот удрученно садится на кровать.
Фред…Знаешь, опыт, над которым я работаю с тех пор, когда ты была еще совсем маленькая…
Камилла. Ты про свою волшебную коробочку? Которая делает бессмертным того, кто ее носит?
Фред. Мой аппарат способен оживить любого через час после его смерти. Скончайся он от сердечной недостаточности, от разрыва аневризмы или даже от несчастного случая, моя коробочка способна… как бы это сказать… вернуть его назад. Но теперь, когда я уже близок к цели, до меня вдруг дошло, что я никогда не увижу ее в работе.
Камилла. Почему?
Фред. Потому что я не могу испытать ее на только что умершем человеке.
Камилла. Но их же полно в больницах!