— М-да. А в аквариум её зачем сунули? — задал я риторический вопрос, когда смело шагнул в святилище и начал шарить в поисках хоть чего-нибудь знакомого или того, что нельзя брать грешными человеческими руками. — Похоже, что тут ничего такого нет. Мудрейшая за стеклом, а мебель и прочие треноги, вроде, трогать можно. Что тогда нельзя?..
Закончив беглый осмотр Оракула, пристальнее вгляделся в аквариум со спавшей женщиной, отдалённо напоминавшей Кармалию, только постарше и полнее. Пару раз обошёл этот короб-саркофаг, так и не поняв его устройства и назначения, после чего машинально сел на один из диванов.
«Неужели мой астральный разум такой тяжёлый, что может диваны вминать?» — закралось у меня подозрение, от того что уж больно естественно плюхнулся на инопланетную софу, покрытую подобием тонкого ковра.
Несколько раз вставал и снова садился. Соображал, почему ощущения пребывания в мороке напрочь отсутствовали, а все остальные чувства были с собой. Похлопал на радостях себя подзатыльниками, даже пару испытательных пощёчин врезал, всё равно не понял, как это прийти куда-нибудь в гости разумом.
— Похоже, я здесь застрялом. То есть, застряну, — высказал вслух и вскочил на ноги.
Обошёл пещеру по кругу и заглянул за гобелены, которые завешивали всю круглую стену по периметру, но и за ними ничего запретного. Нашёл пару массивных дверей, оказавшихся запертыми, и одну нишу, обделанную красным деревом с высоченной шапкой-колпаком внутри. Колпак был всё из той же красной материи и украшен такими же золотыми узорами, что и платье Мудрейшей.
— Если бы аквариум не был сверху застеклён, подумал бы, что золотой венок нужно с Пифии снять, а этот конус напялить, — сказал я вслух, в надежде, что из-за правильной догадки, мигом проснётся какой-нибудь Пещерыч или хотя бы его голос, и моё задание прояснится.
Не тут-то было. Никто не объявился. Пришлось с новыми силами ломиться в сокрытые драпировкой двери, но они были накрепко запертыми.
«Может, мне на свою голову напялить этот убор Буратино? Он же не под замком, как двери. И что с того, что утону в нём? Может, это тоже прибор для проверки космического КУР?» — скумекал я и шагнул к гобелену, скрывавшему нишу.
Хотел уже взять колпак, но он оказался плотно надетым на неведомую конструкцию. Пришлось поднапрячься, чтобы умудриться вытащить из-за драпировки деревянное основание с торчавшей остроконечной башенкой, на которую был нахлобучен убор.
Шагнув к середине пещеры, поставил несуразную штуковину с колпаком прямо на мозаичный пол и ещё раз внимательно изучил его золотые вышивки. Вспомнились картинки из книжек о легендах древней Греции, которые наскоро пролистывал в библиотеке. Тогда мне кое-что не понравилось в тех изображениях, и я не стал углубляться в изучение мифов и легенд о не любивших одеваться греках и гречанках, а вот в пещере настало время пожалеть об этом.
Набравшись мужества, взялся за макушку колпака и потянул его вверх, замыслив надеть-таки несуразный убор на свою малоумную головушку.
Расшитая ткань безо всякого усилия поползла, обнажая конусообразную башенку, оказавшуюся стеклянной подставкой, искусно вделанной в деревянное основание. Когда колпак уже был в руках, я мигом о нём позабыл, вытаращившись на расчехлённую прозрачную башню с неведомыми деталями внутри.
Основной наружный почти остроконечный купол был сделан из стекла и не имел никаких отверстий. Внутри у него был второй купол или, скорее, конус из серебристого металла, перевёрнутый вершиной вниз. Этот конус крепился тончайшими нитями-лучами, которые бесконечно расщеплялись и переплетались друг с дружкой, образуя сито как на оперении у волана для бадминтона. В конце концов лучи переставали заплетаться и прямыми струнками впаивались во внешнюю стеклянную башню, чем и крепили внутренний конус в подвешенном состоянии.
Когда присмотрелся к мудрёному устройству, понял, что перевёрнутый конус похож на верхнюю часть обыкновенных песочных часов. Даже рассмотрел, что носик конуса был с отверстием. Только отверстие было заткнуто переливавшимся шариком или, скорее, округлым кристаллом, похожим на бриллиант. Дно стеклянного купола было усеяно такими же кристаллами, только мелкими, которые, вероятно, служили песочком, высыпавшимся из внутреннего конуса.