Спросил я незнамо кого, то ли лицевых, то ли Майю.
«Это не девушка, а статуя Дафны. Она из камня. Стоит здесь очень и очень давно. Это символ оцепеневшей нимфы, ожидающей Возрождение. По легенде разбудить этот камень может лишь Аполлон. Из-за него она превратилась в дерево. В лавр. Но настоящая Дафна жила на другой планете. Даже в другой галактике. Это легенда. Сказка, по-вашему. Правда…» — что-то хотела сказать Майя, но в последний момент передумала.
— Договаривайте. Что правда? Она же, как живая. Неужели из камня? — не поверил я в басню о лавре и подошёл к статуе в развевавшемся на ветру платьице. — Потрогать её можно? Вдруг, она не холодная?
«Потрогай. Её все трогают и изумляются искусной работе скульптора», — разрешила Майя, но о «правде» ничего не сказала.
Я провёл рукой по плечу скульптуры и почувствовал прохладу настоящего мрамора. Что-то не давало успокоиться, и я продолжил диалог с планетой Нимф.
— А если найду яблоню и ткну скульптуру яблоком в живот, она не проснётся? — задал вопрос от лица себя – яблочного Мессии.
«Для чего это? Как ты узнал, что наша Дафна превратилась в яблоню, а не в лавр? По легенде. По легенде, а не на самом деле», — чуть не закашлялась Майя, а у меня в глазах моргнуло зелёной вспышкой.
Всё вокруг неожиданно осветилось зелёным светом, а потом сразу пришло в норму. Всего на долю секунды. Всего на мгновение, но я увидел это и спросил:
— Что сейчас было? Сигнал от мамки Плейоны?
Но никто мне не ответил. Пришлось брать в руки кубик и прощаться.
— Ладно. Про…
«Обожди! Иди вниз по тропе!» — ни с того ни с сего, раскричались мои лицевые атласарцы.
«Догонять Ватрушку? На кой?» — очень выразительно подумал я, но подсказчики тоже отказались общаться.
Делать было нечего, и я не спеша пошагал по тропинке. Размышлять ни о чём не хотелось, гадать тоже. В душу закралось подозрение, что всё не просто так. И моя подмена, и каменная девушка в прозрачном платьице, и оговорки Майи. А после зелёной вспышки Плейоны, в груди стало ещё тревожнее.
Я знал, что зелёными лучами светила Кармальдия, благодаря меня и моё прото-войско за путешествие в её центральный зал. Что хотела сказать Плейона, за что поблагодарить или о чём намекнуть, было не ясно. Не ясно, пока не поравнялся с тропой носорога, протоптанной Ватрушкой.
— Яблоки, значит. Ну-ну, оборотень-подружка. Что ты задумала? Голова, два ушка! — раскричался я, увидев на обочине тропы пару краснобоких яблок, лежавших себе спокойно, но очень красноречиво.
В голове что-то громко лязгнуло, будто с высоты на камни упал медный таз, а дальше всё в глазах заискрилось и ускорилось до неимоверной быстроты.
Я ринулся к яблокам, одним взмахом руки подобрал их, после чего чуть ли не полетел к статуе Дафны. Ткнул одним краснобоким оружием в её каменный живот. Не помогло. Ткнул другим. Тщетно. Ткнул двумя разом. Результат тот же. Ткнул одновременно одним в живот, другим в спину. Никакого эффекта.
Почесался и ткнул в мраморную голову. В голову с двух сторон. Прижал яблоки своим животом к животу статуи и поцеловал холодные губы. Ничего. Надкусил одно яблочко и снова поцеловал. Ноль. Надкусил второе и сквозь полупрозрачное платьице поцеловал её живот. Тишина. Повторил всё с самого начала. Повторил ещё раз. Ничто не помогло разбудить холодную скульптуру.
— Ш-шуточки? — закипел негодованием, приходя в себя, когда всё вокруг замедлилось и пришло в норму. — Тьфу! Я её целовал? В живот? Хорошо, что никто не видел.
Только успел выговорить, как нежданно-негаданно вокруг грянул такой гогот, такой неистовый смех! Причём, хоровой. И Майя, и её мамка, и мои лицевые, и ещё, неизвестно кто и что, собравшееся вокруг, рассмеялось и заморгало зелёными вспышками, так громко, что я выронил яблоки, схватил кубик в охапку и рванул, что было сил вниз по тропинке. Потом увидел просеку Ватрушки, свернул в дебри и кинулся, куда глаза глядят.
Бежал по примятой траве минут двадцать, пока не упёрся в берег небольшой речушки.
— Так, значит, Скафандр Васильевич. Чуток отдохну, напьюсь из этого ручья и мигом меня на астероид. Мигом! На суд за оговорку, что я всё ихнего всего, и так далее, — выговорил я, отдышавшись, и склонился к журчавшей воде.
«Оглянись и узри, куда пришёл!» — не дали мне напиться совсем не морочные зрители, снова рявкнув хором и снова расстроив.