— Ага. Как же. Ради вашей… Нашей… Да, разве можно прожить целую жизнь ради одного дня? Ересь. Кто это мне… Объяснял? — встревожился я из-за новых неизвестных мыслей и слов, всплывших в сознании.
«На планете отшельников бывал? Такими терминами только они и религиозные фанатики бросаются, а сами их мало понимают».
— Тебе-то откуда знать? В школу, что ли, ходила? Был я на такой… На таком астероиде, но он неправильным оказался, и оттуда все разбежались.
«Ты на каком-то недоразумении был, а не на… Извини. Ты ещё не… Уже приехал. Знакомься», — чуть ли не закашлялась Семалия и уронила меня на грядку редиски в огород к неведомому Пабло.
— Товарищи земные земляне! Встречайте инопланетянина самого лучшего, только слегка головой заблудшего! — прокричал я громко прямо с ухоженного весеннего огорода и пошагал в сторону хаты.
— Кого там ещё принесло? — донёсся до меня знакомый и почти родной голос местного Павла.
— Контактёр-билетёр тут проживает? Я с параллельной и очень далёкой астры-мимозы. Прилетел опылить вам тюльпаны и розы, — заработал во мне вредный моторчик острослова, роль которого всегда исполнял, общаясь со своим Павлом.
— Сиренью обойдёшься. Кто таков? Не наш, видно. Больно рожей загорелый, — встретил меня – пришельца хмурый и угрюмый дед-землянин, сообразно своему обычаю и мрачному юмору.
Этот Павел показался мне немного моложе и не таким уставшим от жизни. Борода была аккуратной, густой, но более жёлтой, наверное, из-за седины. Лицо тоже выглядело неестественно бледным и неправильным из-за красного освещения и кривого носа, скорее всего, поломанного ещё в молодости. Руки были такими же изуродованными, а вот на голове красовался несуразный треух чёрного цвета. Причём, специально завёрнутый одним ухом вверх, от чего шнурок шапки нелепо болтался, как бубенчик у королевского шута. Единственное яркое отличие, действительно бросавшееся в глаза, было отсутствие костыля, приклеенного к правой ладони.
Общая картина мне показалась нелепой, особенно из-за комичного треуха и грязно-бурого фуфаечного костюма на фоне майской, почти летней, зелени цвета бронзового хаки.
— Здрав будь, барин! Поклон тебе от соратников и тружеников мирный угодий, — поздоровался я с дедом, как с ровней.
— Вежливый? Ну, и откелева сам? Больно ранний фрукт. И мордой лица на кого-то из наших похожий, — вслух думал Павел и, не стесняясь, разглядывал незваного гостя в моей инопланетной персоне.
— Я из будущего. Не из вашего, конечно, но такого же несуразного. Зато не заразного. Так что, сам понимать должен, что каляки-маляки разводить прав не имею. Выдавай своё контакт-разрешение на отпущение моих туристических грехов, да я проваливаю в родную Италию.
Сообщи пещере, что я свободный. Мне ещё до своего далёкого дома, да в своё будущее время надо забираться и карабкаться, — браво вступил я в пикирование, а Павел и треухом не повёл.
— Сейчас! Все дела забросим и пощады попросим. Почему сам, с кем надо, не сговорился? На кой ко мне заявился? Пошли в хату. Там ответ держать будешь.
…Да, не о будущем, а о прошлом, — распорядился дед и повёл меня в гости, как на допрос.
Пришлось разуваться и знакомиться с жильём неправильного и параллельного ворчуна-учителя.
— Хоть и чужой для меня ваш красно-малиновый мир, а особой разницы в обустройстве не вижу, — констатировал я ощущения после осмотра копии Скефийского жилища и кивнул на запертую дверь в следующую комнату. — Инопланетников в этой комнатке хоронишь от любопытных?
— Спервоначала сам сознавайся во всём, а потом уже я ответствовать буду. Зачем к нам забрёл? Кто таков? Ежели это, конечно, на нашем будущем не отразится. По какому такому заданию или недоразумению? — по-деловому приступил контактёр к расспросам.
— Глубоко занырнул. Не рассчитал с могучими силёнками. Хорошо, что не так далече, а то бы снова заимел контакт с пелёнками, — начал я витиеватые росписи собственных ошибок, доведших меня незнамо до какой параллельной ручки.
— Нашенский, получается? Или таки, инопланетник? Меня откуда знаешь?
— Ваша пещерная балаболка заперла тут. Которая на Во́роне заправляет и добрым людям мозги вправляет. Астероид, что на небе болтается и «Чёрным» называется. Так и сказала, мол, нате, ан дверь моя на лопате. И покудова Павла уму-разуму не научишь, проходу домой не получишь, — решил я слегка поиздеваться над треухом и выдал на-гора импровизацию, на которую вряд ли был способен в родном мире.