— Складно завернули. Не подкопаешься. Не успел языком брякнуть, да извилиной скрипнуть, а они уже и мериканера, и Давидовича. Но… Теперь можешь обо всём этом забыть. Готовься к правде от Правдолюба. Сейчас я с твоим миром сниму с тебя порчу. Всё разом вспомнишь. Только плацебо отхлебнуть надо. Есть в доме водка? — решил я вылечить амнезию алкоголем, а проще говоря, вернуть то, что затуманили миры, не доверив человеку страшной тайны его необъяснимого бессмертия.
— Чудак. Какая водка? Я же… Мне же… И хватит мною командовать! Кто ты, вообще, такой? — ошалел дядька от моих планов на его счёт.
— Обо мне потом вспомнишь. Сейчас мы о тебе толкуем. Дурят тебя… Почитай, лет тридцать.
— Мне всего-то двадцать четыре. Шутник малолетний! Иди к мамке. Мне бумаги на Харлей переводить надо. На английском вся документация, ещё и заумными техническими терминами. Словарей-то таких нет. Может, пойдёшь уже? Где твой дом? Отвезти могу.
Объяснил Николай то, что ему внушили неведомые душеприказчики. Ещё и голосом с интонациями, о которых мне рассказывали братья-второгодники – когда их обследовали в психиатрической клинике.
— Нельзя мне домой. Я же там ещё маленький. А в настоящий «домой» я, скорее всего, не попаду вовсе. Тебе моя загорелая рожа никого не напоминает? Внимательно посмотри, — чуть ли, не взмолился я на самого Угодника.
— Цыган. Тёмный лицом и хитрый. Но у меня не забалуешь. Смотришь, как сподручней да хитрей мотоцикл украсть? А ну, иди отсель! — заорал благим матом дядька, но глаза так и остались добрыми.
— Ладно. Погодь. Мир! Земля-а! Приём! Хватит прятаться. Верни дядьке память! Минуту даю, а потом начинаю действовать, — позвал я с надеждой, но никто мне не ответил, ни снежком, ни подзатыльником, ни окриком в голове.
— Заболел?.. Давай отвезу? Где твой табор? — предложил Николай.
— Забоишься же на Фортштадт завезти? Я на нём в волшебной пещере живу. Там вся амнезия твоя пылью развеется, и вспомнишь тогда, что ты герой и зовут тебя Николаем Григорьевичем. Об остальном сверхъестественном пока умолчу. Но ты не Калика.
— Отвезти отвезу, но если кого подозрительного увижу…
— Высадишь из своего дилижанса. Я понял. Но и ты должен осознать, что всё вокруг тебя ненастоящее. В общем, мне нужен шанс, чтобы всё тебе объяснить, а твой мир взяла самоотвод. В Бога веруешь? — начал я издалека, потому что не увидел в глазах дядьки ничего похожего на доверие. — Допустить можешь, что я его посланник? Что умею ходить по воде, летать по воздуху? Ересь? Да. Но мне помогают это делать. И ты на такое способен.
Не в драке тебе память отшибли, и уже не один раз, я так понимаю, ты лишался своего прошлого. Так как? Пойдёшь на тот свет на экскурсию? Ненадолго, обещаю. Туда и назад. За полдня управимся.
Потом старых знакомых покажу. Семью твою, считающую тебя погибшим. Конечно, не сможешь в неё вернуться по особым причинам, но на мамку глянуть одним глазком не утерпишь. Она старенькая уже. Лет… Давно за семьдесят. Тоже не знает, когда родилась, как и ты сейчас.
— Мальчик-с-пальчик, ты болен и бредишь. Но, хочу сказать, довольно грамотно и складно. Давай так сделаем. Едем в Старую станицу, а там покажешь, где твой дом, и всё на этом. Дальше, я уже на месте, что решу, то и сделаю. Договорились? — предложил Угодник некий компромисс.
— Только сумасшедший заедет туда, куда я скажу. Даже не думаю, что твой Байк сейчас заведётся. С этого момента на нас обоих сглаз будет. Не дадут мне тебя размагнитить. Не зря же мир затаилась. Ой, не зря.
Что же делать? Что бы сделал сам Угодник?.. Впаял бы пропуск и отпустил с миром? Пусть сам решает, когда в пещеру приехать и пройти сквозь стену? Пусть так и решает, — задумался я вслух, а дядька во все глаза дивился на малолетнего идиота, возомнившего себя помощником Бога.
— Ты с кем-то сейчас советуешься? Или мозги мне запутываешь? Не хочешь, чтобы подвёз, так иди пешком. Мне некогда с тобой возиться, — закончились у Николая и силы, и желание общаться со мной, сумасбродом.
— Заводи, если сможешь. До Родины подвезёшь, а дальше я пешком. Обмозгую с твоим боевым товарищем пенсионного возраста, что же предпринять с тобой такого, да как, вообще, людям память возвращают, — и во мне закончился боевой задор, потухнув, как бенгальский огонь догоревший до самого хвостика.
Выскочил из домика, как шпулька, и пошагал вон из двора, не собираясь останавливаться. Подумал, что козни Семалии игрой в молчанку не ограничатся, и она обязательно испортит Давидовича. Если не из-за вредности, то уж по моей подсказке точно. Но я ошибся.