«О чём ты? Какая школа? Кто заплёл, как ты говоришь? Давай уже пообщаемся. Не вредничай. Может, ты всё неправильно понял?» — прицепилась ко мне Семалия, как тот клещ.
— Неправильно? Каждый день хожу марионеткой к Калике, а отыскиваю родного дядьку, и ничего не понимаю? Я же предупреждал, что мои мозги по-другому устроены? Предупреждал. Теперь не обижайтесь. А в ваши Венерические Бардаки дядька не попадёт, так и знайте, — выпалил я правду-матку, явно погорячившись, но сдерживаться и полировать мысли помехами терпение кончилось.
«Чудак. И как ты этому помешать собрался?.. Если снова потеряешь память и отдашь последнюю пару пропусков? Ха-ха-ха!.. Гипотетически? А никак.
Понимаю, что с твоей стороны всё выглядит крайне оскорбительно, но это совершенно не так. Потом… Когда узнаешь правду о мирах Кармальдии, устыдишься своих мыслей. Помяни моё слово», — каким-то уж больно странным способом, то ли извинилась Семалия, то ли попыталась меня успокоить.
— Если честно, я с самого первого… Вернее, со второго дня всё понял и принял меры. Все остальные разы добровольно отдавал допуски вашему Петру Калике, видя в нём дядьку Николая Угодника. Я и в первый раз, и во второй, так же добровольно отдавал. А о своём умственном затмении сам попросил Образ, и она мне стёрла краткосрочную память какими-то бегающими узорами.
Кстати, она тебя боится. Ну, что ты пожалуешься мамке, а та вызовет ремонтников, и те сотрут все её творческие художества, — раскрыл я все карты и, наконец-то, вздохнул с облегчением.
«Не понимаю, о чём ты? Мы всё сделали по пророчеству. Всё согласно легенде. И в ней сказано, что всё происходящее с тобой – твой экзамен на зрелость. Твой, а не наш.
Думаешь, я с лёгким сердцем следовала мамкиным наставлениям? Ошибаешься. Всё, что с тобой было и есть, твоё и для тебя.
Мы прекрасно жили до твоего появления. Но ты прибыл, а стало быть, и мы обязаны нести за тебя ответственность.
А там, доберётся твой дядька к Ватарии-Изарсии, не доберётся, вызовет её, не вызовет… Значения большого не имеет. Обходились до сегодняшнего дня без Дарующей Жизнь, и дальше обойдёмся. Извиняться и оправдываться, зато, не нужно будет. Но и ты вместе с этим свой экзамен провалишь».
— Какая ещё Ватария? Стихия ваша? Он что, не в школу Угодников поедет? Должен поехать? — ужаснулся я, что своей заумностью натворил ещё большей беды.
«Какая школа? Он по твоей подсказке должен добраться в ближайшую Резервацию. Туда, где обитают изгнанные Дарующие, обвинённые в вампиризме и прочих грехах. Лично я не верю, что они ни в чём не виноваты, но это ты всем должен доказывать, а не мы!» — возмутилась Семалия и ненадолго умолкла.
Подхватила меня перед станицей и перенесла в дедовский огород.
«Поступай, как знаешь. Я свою роль доиграла. Сделала всё, что должна была. А должна была открыться тебе. Открылась. Теперь сам всем командуй».
— Так будем Угоднику память возвращать или нет? — прокричал я благим матом, стоя посреди огорода, но ответа не дождался.
От Семалии не дождался, а от деда – пожалуйста.
— Будем-будем. Ещё как, будем, — промямлил из двора старикашка. — Нам без Угодников никак нельзя. А какой же это Угодник, если беспамятный? Светить он как будет? Добро сеять? Людям помогать?
— Ты, что же, дед? Память не терял, получается? Помогал миру с моим обманом? — обомлел я от пожилого коварства и жульничества.
— Как это не терял? Ещё как, терял. Но до того дал особое на то позволение. Объяснила мира всё требуемое, вот я своё согласие и выдал. Ежели для тебя надо, то никаких стариковских мозгов не жалко, — признался коварный заговорщик.
— Что-то я запутался. Угодник есть, но без памяти. Дед есть, но партизан-подпольщик. Мир есть коварный и жестокий, но добрый, как тот папка с ремнём, когда приговаривал: «Это тебе на пользу!»
Я с ума сошёл, что ли? Стоп-стоп. Сам скумекаю… Нет, не скумекаю. Пойду в комнату. Спать завалюсь. Утро вечера мудренее. Нет, ужин отдаю врагам, — отмахнулся я от деда и его объяснений.
Закрылся и в тайной комнате для инопланетников, и в сейфе для парадоксов. Где именно заснул, так и не понял.
Начало прозрения
— Вставай, Александр. Кому говорят? Там какой-то паренёк с утра пораньше на мотоциклете своей уже разов несколько мимо двора проехал. Зыркает по сторонам, аки рентген. Не твой знакомый, часом? Всю округу уже всполошил и взъерошил, — растолкал меня Павел с утра-пораньше и удалился из комнаты, оставив в одиночестве продирать глаза и вспоминать вчерашние приключения.