«Тогда вас придётся к сестре закидывать. Но не думаю, что это уместно в первый же день… В самом начале возвращения его памяти. Решай сам», — объяснила Семалия, что я не такой уж умный.
— Ладно-ладно. К этому потом прибегнем. Не хочет она с наскока. Понимаю. Тогда возьмёмся за новые знания. А старые сами зеленью прорастут сквозь осколки, в которые превратится всё твоё понимание устройства мира и бытия. Или всей жизни. Договорились? — обратился я к дядьке, на которого от наших с дедом сногсшибательных речей напал нервный аппетит, и он, не находя себе другого успокаивавшего занятия, лихорадочно метал в рот всё подряд, не разбирая вкуса, цвета и запаха вкуснейших деликатесов.
— Значит… Получается, мне одна дорога? В ад?.. Готов к новым адским знаниям!.. Таки полетим? Или сквозь землю провалимся? — уточнил Николай, запивая завтрак давно остывшим чаем.
— И полетим, и провалимся, и рядом с солнцем окажемся. Это если я тебе сгоряча и по запарке снова не впаяю пару пропусков в пещеру. Тогда одному придётся шагать в ракушечную неизвестность, — взгрустнул я, припомнив, что вот-вот обанкрочусь и останусь без допусков.
«Я сегодня прослежу за тобой, — поддержала мои начинания Семалия. — Могу и на мотоцикле. Верхом по воздуху вас перенести. Если что, присмотрю за имуществом, пока по делам отлучитесь. Ему так спокойней будет. Что решил?» — чересчур подозрительно озвучила предложения мир, скорее всего «услышав» мои траурные мысли.
— Согласен. Верхом, значит, верхом, — откликнулся я Семалии, а потом объяснил Угоднику: — Предлагает на Харлее нас доставить. Он там на пригорке нас обождёт, пока мы на экскурсию сходим.
…Кстати, дед. Ваш ансамбль пенсионерской песни и пляски решил, что на ракушке малевать будете?.. На выходах? Я так понимаю, декоратор у вас уже есть. По слухам, художник от Бога.
— Буквицы. Но не русские. Усовестились, что номера по православному алфавиту. Или по русскому? Значит, буквицы можно на латыни. У меня и бумажка с ними имеется. Одним моментом предъявлю, — спохватился Павел и умчался в сторону сарая.
— Какие ещё надписи? Вы что, туда-сюда в ад шлындаете? И как я верхом на Монстере туда заеду? — замотал головой дядька, стараясь вытряхнуть никак не помещавшиеся в ней новости.
Я перевёл дух. Закончил завтрак и, тщательно подбирая слова, сказал дядьке:
— Тебя для такого же готовим. И не ад там. Мы с дедом то место так в шутку называем, потому как, подземелье. Но и это неправда. Не подземелье. Астероид это небесный. То есть, космический. Летает где-то вокруг вашего солнца. На службе людей состоит, и не людей. Инопланетников таких же, как и я. Даже, может, намного чуднее. Одного синего такого видел с коровьими глазками, но он умер давно. Так что…
А я же тебе ещё сказку не сказывал. Про девять солнечных деток.
Вспомнил я вовремя, что обучение нужно начинать с самого начала.
— Не-не-не. Не пугайте меня ещё и этим. Только в ад собрался… Перемена блюд. Только на гору согласился, а меня уже к инопланетникам в солнечный космос. Где же правда ваша? — начал отнекиваться десятый ученик.
— Кому вручить? Николаю? Или тебе? — вернулся Павел с писулькой от девяти дедушек.
— Художнику отдай. Он же намедни сам хвастался, что золотые руки выросли, — переадресовал я наряд-задание на пещерные росписи. — Бери уже, дяденька, да пошли во двор. Ладно, дед. Давай мне, а то он не в себе пока. Сёма обещалась нас прямо со двора запустить. Эй, мотоциклист, туалет тоже можешь посетить, ежели внутренние сомнения имеешь, — командовал я направо и налево дядькой, дедом и миром, ускоряя начало неслыханных приключений Угодника, первым шагая к ним навстречу.
— Правда, что ли?.. Всё-всё правда?.. Непонятно. И он пришелец?.. Землянин, но инопланетник? Совсем не понятно... Как так?.. Несколько? Да ну? — зашептался дядька с Павлом, а через пару минут вышел во двор.
— Заводить монстера не надо. Садись, а я сзади запрыгну. И не нужно твоих памперсов, — распорядился я бесцеремонно и уселся на кожаное сидение позади мотоциклиста-водителя Николая, а потом обратился к миру: — Сокрыть не забудь, красавица. Помедленней неси нас, да пониже. Пусть Николай хорошенько всё прочувствует. С Богом!
«Стартуем», — отозвалась Семалия, и светопреставление началось.
Байк Давидович дёрнулся и, не откидывая подножки, взмыл вместе с нами в июньское небо. Колёса его закрутились от ветра или от шутки Семалии, и мы поплыли над крышами домов, над деревьями с бурой листвой, над столбами с проводами, над заборами, тротуарами, дорогами, огородами… Над всем Армавиром.