Витаете в облаках? Как своевременно. Мне же ещё поручение нужно сделать, так что, поскорее приходите в себя, — разволновался спокойный Бикмеюшка, обескуражив напоследок так, что я не только потерял дар речи, но и вывалился из своей иллюзии, оказавшись в затхлом подземелье, еле освещённом мерцанием кубического Скафандра Васильевича.
— Где мы? — только и смог я выговорить, когда пришёл в себя.
— А вы, как думаете? На чужой планете? Мы всё там же. На Земле. Чем слушали о древнем Византийском подземелье для отшельников? О православном монастыре наверху и турбазе «Романтик»? Кавказ это. Северный. Между Чёрным морем и вашим Армавиром. За истиной далеко ходить не нужно. Она рядом. Помните о Боге? Не пройдите мимо.
А теперь вы должны меня покинуть. Мне ещё кое-что нужно сделать, — возвратил меня Ротарик в обыкновеннейший мир, а я попал в бесконечный кошмар.
— Что-то ещё нужно? Насчёт чего вы там поручить хотели? — промямлил я, взяв в руки негасимый факел в лице кубика-скафандра.
— Спасибо за напоминание. Попрощайтесь от моего имени с миром. Поблагодарите за всё. Поймёте, что я имею в виду. И сами попрощайтесь, на всякий разбито-коленный случай. Всё на этом. Не поминайте лихом, как у вас говорят, — выговорил Ротарик уже на атласарском и исчез прямо на моих глазах.
— И меня не поминайте вашим инопланетным худом. Спасибо за науку. Всего вам доброго в вашем божественном отшельничестве, — провещал я в сгустившуюся тьму и пошагал неизвестно куда.
Почуял ли сам, где находился выход из подземелья, надоумил ли скафандр, или сам Ротарик, так и осталось загадкой. Только спустя четверть часа после начала прогулки по извилистому лабиринту, украшенному барельефами сказочных лиц полулюдей – полузверей не совсем православного происхождения, я увидел свет в конце тоннеля.
Поспешив к выходу, всё равно успел разглядеть множество надписей на прокопчённых стенах. Я оттуда, мы тут были, привет из Майкопа, Саратова, и так далее, понаписали туристы со всех близлежащих, и не только, краёв и областей, осквернив «Памятник Культуры», как гласила мраморная табличка перед входом в лабиринт.
— Здравствуй, Семалия, — заорал я в небо и чуть не свалился с крутого склона.
Оказалось, что вход в подземелье был посреди обрыва. Сверху его не разглядеть, а снизу заросли деревьев и кустов сгущались до непролазного состояния.
«Спрятали вход», — решил я и поспешил вскарабкаться, как можно выше, потому что Семалия не откликнулась, а меня так и подзуживало облачиться в кубик и проскользнуть в гости к Образу, нарушив тем самым своё обещание.
Кое-как забравшись наверх, оказался посреди настоящего монастыря, о котором рассказывал Ротарик. Точнее, турбазы, поселившейся в старинных строениях, кое-как приспособленных под нужды пеших путешественников.
Никто на меня, девятилетнего карапуза, внимания не обратил, и я спокойно проследовал на выход и далее по дороге, неизвестно куда и неведомо зачем.
— Семалия! Как меня слышно? Как меня видно? — повторял я, снова и снова. — Это Головастик Васильевич. Катализатор! Племянник дядьки Угодника! Алло! Отзывайся, пока мамку Кармальдию не потревожил.
В ответ тишина. Пришлось останавливаться, надевать волшебный скафандр и скользить в сторону Армавира в невидимом и нереальном состоянии.
Куом и его обитатели
— О как! Инопланетник пожаловал? Здравствуйте, здравствуйте! — затряс стриженой бородёнкой Павел, увидев меня, сидевшим на Америке и ожидавшим материализации после использования скафандра.
— Здравствуй, дед. Вижу, ты бодрый и весёлый? Неужели не соскучился по мне? — поздоровался я по-молодецки.
— Вот же, чудные создания. Знают, что мы их речи не воспринимаем, но всё одно поют, — подивился чему-то дед, а потом продолжил: — Атласарий, моя твоя не понимать. Айда во двор, покуда народ не распугал своим кваканьем. Айда, тебе говорят!
— Дед, ты в себе? Какой ещё атласарий? Я, что ли? Был цыганом, а стал… — растерялся я от очередного сюрприза, но взял себя в руки и чуть ли не бегом помчался в хату, чтобы заглянуть в зеркальце над умывальником.
— Туды его растуды. Кубик свой на лавке забыл? Опять, что ли, невменяемый визитёр пожаловал? Эх, Нюра, ведёшь себя, как дура, — запричитал Павел и поплёлся следом за мной.