— Всё понятно. Что в мешке? — продолжил требовать голос.
— Манная каша и простокваша. Всё, что задумает, то и получит, когда фантазию включит. Это ей из дома посылка. Родственники сердобольные просили доставить. Только это тайна, покрытая невидимой плесенью. А сказать велено, что мешок от меня. О том только ей признаюсь, если в конец не зазнаюсь, — отшутился я прибаутками и продолжил шагать, неизвестно куда и неведомо зачем.
— Складно глаголешь. Но с Ватарией не встретишься, пока содержимое ноши не предъявишь, — прогремело уже тише, если не сказать, вежливее.
— А где тут таможня? Кому предъявлять суму? Куме одной? Или куму одному? То, что в суме, сгодится куме. А то, что в уму, не отдам никому, — продолжил я заплетать рифмы, разгоняя душевный страх и трепет от ожидания неминуемой и близкой развязки.
— Если там серый песок с планеты Куом, можешь его выбросить. Если там розовый песок надежды, можешь оставить его себе. Ну, а если там драгоценные камни, тогда поговорим о награде, причитающейся за доставку, — провещал всё тот же голос, намекая, что меня надули, когда всучили посылку с неизвестным содержимым.
— Ничего у вас не получится. Здесь только то, что сама Ватария придумает. А без неё не дам заглянуть в мешок! — заупрямился я и остановился посреди бесконечной тропы из ниоткуда в никуда.
— Чудак. Там именно то, во что ты верил всю дорогу. Во что продолжаешь верить. Сомнения уже не имеют значения. Всё уже случилось. Произошло. А сейчас ты предъявишь нам на обозрение то, что принёс. Во что ты верил, когда путешествовал, то в суме и окажется.
А насыпали тебе… Как и прочим визитёрам на Куом. Серый песок. Но и он не простой. Превращается в то, во что верит, алчущий чуда. Предъявляй. Или разговор окончен! — всё объяснила грозная и невидимая тётка и выставила бесповоротный ультиматум.
— Ватарию сначала предъявите. Или можете расстрелять! Окончен разговор. Водили уже за нос, знаем. Так мягко постелили, что потом на затылке не больно-то и чесалось, зато на душе рубцом-шрамом осталось, — решил я не сдаваться, подумав об очередном испытании.
— Откуда ты такой упрямый? Ничто не прошибает. Поёшь на атласарском, а мурашки по спине человеческие бегают. Я Ватария-Изарсия. Я! И надо мной уже весь Резерв хохочет. Проснулись уже и древние Дарующие, и молодые Ворующие. Предъявляй мешок, и уйдём с глаз долой, — предложила невидимая тётка, но я решил не расслабляться, памятуя о том, что в любом случае останусь обманутым.
— Не в моём доверии дело. Глаза в глаза посмотрите, да знания о Кармальдии предъявите. Потом получите то, о чём и не мечтали. Не о мешке с подарком сказываю, а истину рассказываю.
Может, в первую очередь вы сами должны верить в лучшее, а не я? Мне это сокровище без надобности. Всучила Барбария ради хохмы или ради вашей надежды, вам решать. Поверите в меня – проверите себя. Не смотрите, что недомерок. Много чего уже отчебучил, за что и получил испытания с засылкой в новые места обитания. Теперь и вашу галактику опыляю затеями космическими, да словами рифмованными и лирическими. А если вам вызов какой особый понадобится, к слову скажем, и на него без страха замахнёмся, не промажем.
— А как у себя на родине вызывал? Или там не знакомился с Дарующей? Тоже изгнанной оказалась?
— Я со своей Стихией, как у Бога за пазухой. Работящая красавица в моём мире обитает. Не простой, а из пяти кругов мирных и ладных. Почти… Нет, не почти, а двести десять параллелей только в первых четырёх кругах. О как! Жизни человеческой не хватит все миры обойти. Обо всём радеет и душой не стареет. Девчушкой показывается, тёткой работает, а старушкой уму-разуму учит. Никому не наскучит. Первая у Кармалии помощница.
Не то, что у вас. Единственный кружок, и тот из… Из скольких планет? А то, запамятовал, — опомнился я и прервал откровения, решив убедиться, что разговаривал с тем, кем собирался.
— Вызывай уже, как умеешь. Сил нет слушать твои басни. А посещаемых миров у Кармальдии девять. Могу всех по именам назвать, если…
— Жизнь Дарующая, ничего не ворующая, встань передо мной, глаза мне открой! Я посредник межгалактический мирный, стою на планете Резерв и жду тебя смирно! — выпалил я, пришедший на ум вызов, перебив невнятные откровения кандидатки в Ватарии-Изарсии, и зажмурился.
— Отворяю глаза твои, открываю тайны свои! — прозвучал озорной детский голосок неизвестной девчушки, оказавшейся где-то передо мной.