Выбрать главу

Хелот оглядел добротные, почти новые вещи.

– Хм, – заметил он как бы про себя, – моя рваная одежда, значит, позор, а тряпье с чужого плеча, значит, не позор? Локсли побледнел.

– Молчать, рвань! – рявкнул он. – Благодари небо, что тебя подобрали щедрые и незлобивые люди.

Хелот отвернулся. Утренние побои еще болели, и он с тоской предвидел новые. «Но теперь можно дать сдачи, – решил он. – Тогда их было трое, теперь один, с одним можно попробовать».

– Я, конечно, нищий, – сказал Хелот. – Но, во всяком случае, не грабитель с большой дороги. И не нападаю на невинных людей.

Робин с силой дернул его за плечо.

– Ты что, – прошипел он, – решил, что мы жируем и наживаемся на грабежах?

– Отстань, – вывернулся Хелот. – Я не нуждаюсь в твоих откровениях.

– Нет, теперь ты меня выслушаешь. Ты глубоко оскорбил всех нас.

– Это уж слишком, – разозлился Хелот. – Ты тоже обидел меня. И куда более серьезно.

– Все награбленное, – торжественно объявил Робин, – мы раздаем бедным людям. Мы делаем их немного счастливее. Мы хоть чуть-чуть, но уравниваем богатых и бедных. Мы боремся за сча...

– Ну да, – перебил Хелот. – Берете в руки дубинки и дубасите по голове бедных тупых крестьян, пока они не согласятся взять ваши дары, заранее зная, что завтра придет сеньор, вещи отберет, а их повесит за сообщничество.

Он уже приготовился к изрядной драке, когда вдруг почувствовал, что в глазах у него чернеет и земля уходит из-под ног.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Изба была непривычно светлой. Солнце ломилось в широкие окна, свежий ветер приносил запах мха и хвои.

Хелот обнаружил себя в этом непонятном жилище лежащим на широкой кровати под лоскутным одеялом. С некоторым облегчением он установил, что Робина из Локсли поблизости не наблюдается. Где-то рядом что-то булькало и пыхтело. Повернув голову, Хелот увидел ничем не примечательного человека, склонившегося над маленьким тиглем. Крошечная жаровенка, в которой раскалились угли, стояла перед ним на столе. В тигле кипела жидкость странного золотисто-зеленого цвета.

Кося глазами, Хелот принялся разглядывать этого человека, в котором признал алхимика. Алхимик был лет сорока, с лысинкой, брюшком, с сереньким лицом и редкой бородкой. Одет был в монашескую одежду, однако без явной принадлежности к какому-либо ордену, и, в отличие от отца Тука, был очень опрятен.

– Урочище Дальшинская Чисть, – не отрывая глаз от тигля, отрывисто произнес человек.

– Что? – Хелот растерялся.

Человек засмеялся и добавил в тигель немного зеленого порошка, который осторожно взял стеклянной ложечкой с глиняного блюдца. Жидкость мгновенно почернела, побурела, вскипела, заливая угли. Человек едва успел отскочить в сторону, когда тигель взорвался и осколки стекла полетели во все стороны. К счастью, жидкость залила угли и пожара не возникло. С секунду алхимик горестно созерцал плоды своих усилий, после чего снова обратился к Хелоту.

– Ведь ты собирался спросить меня о том, где ты находишься, не так ли? – сказал он. – Я и отвечаю: ты в моем доме на болотах, в урочище Дальшинская Чисть. Могу добавить, что тебе здесь ничего не грозит.

– А вы кто такой, отец мой? – спросил Хелот шепотом.

Алхимик обтер руки о полотенце и подсел к нему на кровать.

– Ты же сказал, – засмеялся он. – Я твой отец.

– Это я символически, – сказал Хелот, закрывая глаза.

– А, – протянул алхимик, и Хелоту показалось, что он разочарован. – Жаль, иначе я бы тебя хорошенько выпорол... Терпеть не могу странствующих рыцарей. От них одни неприятности.

– Откуда вы знаете, что я рыцарь? – Хелот так удивился, что даже приподнялся на кровати, тут же обнаружив жуткую боль в затылке.

– Догадался, – обрубил алхимик. – Я святой Сульпиций, да будет тебе известно, невежественный отрок. Что, не похож на святого? Хелот покачал головой.

– Простите, отец Сульпиций, – добавил он поспешно, заметив, что святой угрожающе нахмурился. – Глядя на священные изображения, я всегда думал, что святые и угодники имеют лики благолепные и мудрые...

– Мудрые лики, дитя мое, имеют только дураки, – назидательно проговорил отшельник и поднял палец, пожелтевший от возни с химикатами. – Почему у меня такая простецкая физиономия? Потому что думать для меня занятие привычное. Другое дело -когда думать принимается настоящий дурак. Тут такой скрип стоит, что прохожие оборачиваются.

– А почему вы не любите рыцарей, святой отец?

– Потому что от них одни хлопоты да неприятности, – сказал отшельник, снимая с полки миску с полбяной кашей. – Поешь-ка. Третий день ты у меня валяешься.

– Как я к вам попал, святой отец? – Как обычно, – проворчал отшельник. – Тебя приволок этот сумасшедший Робин из Локсли. Взял моду – творить добро. И именно для таких, кто в жизни ничего хорошего не видел. Взять, к примеру, образованных людей. Им помогать – одно удовольствие. Во-первых, они понимают, что им оказали благодеяние, а это само по себе уже великое дело. А во-вторых, умеют поблагодарить как надо: в меру трогательно, со слезой. Нет, надо разбойничку возиться именно с теми, кто даже не знает, как реагировать на доброту. Чаще всего пугаются до смерти, вот и вся благодарность.

– Я что, был серьезно болен? Отшельник посмотрел на него с откровенной насмешкой:

– Да ты, по правде сказать, помирал, дружок. Локсли привез тебя за два часа до лунного затмения, когда я собирался приступить к решающей стадии своего опыта. И вот, вместо того чтобы посвятить свое время чистой науке, я должен был все бросить и возиться с каким-то умирающим. Где ты подцепил эту хворь?

Отшельник ткнул в Хелота острым пальцем. Молодой человек сжался: – Не знаю, отец мой.

– Похоже на оспу... – проворчал отшельник. – Тебе повезло, что в такой легкой форме. У нас тут была повальная хвороба, вымирали целыми деревнями. Ушкуйная Ладья, например, вся ко дну пошла, если можно так выразиться.

– Знаю, – сказал Хелот. – Я там братскую могилу копал. Остались всего двое, дед старый и с ним паренек лет семи.