Выбрать главу

Андрей Астахов

Сага о Рорке

Посвящается Дмитрию, чей прах остался в далекой стране, но память о нем всегда с нами.

Если древние воины были способны на это, то почему мы не можем быть способными? Люди остались теми же.

Хагакурэ Бусидо

ПРОЛОГ

Луг был ярким, цветущим, весенним и каким-то золотистым. Над сплошным ковром одуванчиков вставали более высокие травы и цветы, иные выше мальчика лет пяти, игравшего на лугу. Дальше был край леса, густого и древнего, сырого и темного, но здесь было солнце – много яркого животворящего солнца. Пресветлый Ярила царил в небе, щедро даря миру свое тепло. Так что луг был залит ярким золотым сиянием.

Мальчик, задрав лицо, сквозь прищуренные глаза смотрел на солнце. Бегать он не мог – залатанная рубаха из домотканого холста была слишком длинная ему, и он падал, спотыкаясь о подол, всякий раз, когда пытался побежать. В длинных мягких волосах, белых, как чесаный лен, укрылись травинки, нос был желтоватым от пыльцы. Какие-то цветы нависли над ним – странные, бледно-желтые и фиолетовые, со странным запахом. Мальчик взмахнул палкой. Ударил по стеблям. И поднялся ветер, будто от взмаха его палки.

– Вой[1] есмь, – сказал мальчик, глядя на солнце.

Глаза у него будто впитали солнечное золото. Таким бывает удивительный камень, который выбрасывают волны на берег Варяжского моря. У антов такие глаза редкость. Впрочем, мальчик об этом еще не знал.

– Рорк, иди домой! – пронеслось над лугом. – Сыночек, домой!

Мальчик обернулся. Мать в мужской рубахе и куртке и охотничьих пончохах[2] стояла у края леса, опираясь на рогатину. Рядом стоял рослый муж лет сорока пяти с окладистой бородой, одетый землепашцем – но держался он, как воин.

– Смотри, Мирослава, растет твой богатырь, – сказал мужчина. – Пятый годок ему пошел. Как думаешь дальше жить-то?

– Как жили, так и будем, – ответила женщина. – Лес нас укроет.

– Делево от людей скрыться. Не приведи боги, жонки-грибницы заметят тебя или мальца, или ахоха[3] какой на сруб ваш в лесу наткнется.

– Идти нам некуда, отец, – синие глаза Мирославы подернулись холодом. – Может, зараз хазарам в ясырь продаться?

– Джуда-хан со мной говорил, – после паузы сказал мужчина. – Гонца прислал, руки твоей просил. Сказал, с сыном возьмет.

– Хазарину веры нет, – Мирослава мотнула головой. – Сладкими речами блазнит, но обманет. Рабыней своей, подстилкой сделает для утех, неино[4] торговцам рабами продаст за пару гривен. Пошто, отец, Турну запретил к нам ходить?

– Световид прознал о том, что варяжин к тебе ходит, – вздохнул князь. – Говорит, прознают другие про Турна, скрывать вас больше не получится. Турн муж честный, но как все честные глуп. Наведет на ваш след кого не надо.

– Боишься? – Мирослава сверкнула глазками. – Волхвов боишься? А ведь ты князь. Внук твой в лесу растет, аки зверь дивий[5]. Зайцев и тетеревов руками ловит, следы зверя по запаху находит.

– Жаль мне его, но через волхвов сказано было, проклятие на муже твоем и на сыне вашем. Не я то сказал – Световид. Он на потрохах звериных гадал. Многая кровь через сына твоего прольется. Ждать надо.

– Пять лет жду. – Мирослава отбросила с лица тяжелые русые волосы. – Сама, будто нежить лесная, от людей отвыкла.

– Нет в том греха твоего, Мирослава. Мой это грех, моя вина. Я вас скрываю здесь, будто не дети вы мои, а нечисть, человечину ядущая. Помыслил я, может, вам в Варяжию отправиться? Рорк ведь по отцу урман. И Турна с вами пошлю, пусть мальцу пестуном будет.

– Родина Рорка здесь, отец. Ант он, твоего народа и твоей крови. Нечего земли его лишать. Мне ведь тоже видение было…

– Видение?

– Знаю я, что сын мой первым среди антов станет. Придет день. Он народу своему поможет крепко… ты не бойся, отец. В Лес Дедичей люди не ходят, зачарованное это место, богам и духам посвященное. Волхвы же поклялись и Сварогом, и прочими богами роту свою соблюсти. А я… я сына взращу воином. Проклят он? И пускай. Мне он милее всех, моя кровь, мое утешение.

– Он внук мой, – с неожиданной теплотой сказал бородач. – И я о нем пекусь, и у меня душа о нем болит. Но анты его не примут. Вера наша его отвергла. Страшная печать на нем, однако нельзя заставлять его страдать. У хазар или у варягов до него дела никому не будет. Станет он тайдуном[6] хазарским. Или ярлом варяжским. Или не прав я, доня?

– Он и есть ярл варяжский. А тайдуном ему не быть. Не буду я хазарской наложницей.

– Ладно, – вздохнул князь, провел ладонью по бороде. – Я там… привез вам немного. Мучицы, яблок моченых, холста. Что надо, скажи.

– Наконечники для стрел, – не раздумывая, ответила Мирослава. – Научу сына из лука стрелять.

– Добро, дочка. Добро…

Мальчик разговора не слышал. Он смотрел вдаль, туда, где за лесом на пологих холмах высились бревенчатые стены большой крепости. Мальчику давно хотелось там побывать, но мать почему-то ни разу его не водила. Мальчик не задумывался, почему – у него хватало других игрушек.

Далекий раскат грома заставил всех посмотреть на небо. Туча с запада медленно приближалась к солнцу.

– Рорк, домой! – позвала Мирослава.

Мальчик припустился было бегом, споткнулся, растянулся на траве. От боли и неожиданности он заплакал, но мать уже была рядом. И Рорк успокоился. Рядом с мамой он не боялся ничего, даже этого странного бородатого человека, стоявшего поодаль и наблюдавшего за ними.

Ярила на небе вступил в полдень. Наблюдавший за внуком Рогволод, князь северных антов, улыбнулся в бороду, и Мирослава заметила эту улыбку.

– Пора тебе, отец, – сказала она и добавила с любовью: – Добродий[7] ты наш…

Рогволод поднял и прижал к груди внука, поцеловал дочь и рассеянно направился к своему мерину, привязанному у края леса. Он чувствовал, что дочь и внук смотрят ему в спину. Хотелось вернуться, но душу точил смутный страх, как бы кто из дружины не вздумал отправиться следом за своим князем – и тайна, которую князь хранил уже пять лет, раскрылась бы.

Тайна, которую звали Рорк.

Мальчик, которого уже пять лет считали похищенным хазарами.

Ребенок, которого волхвы антов объявили проклятым.

Часть I

ВОЛЧОНОК

Дома в собачьей шкуре, из дома – в тигровой шкуре.

Сакино Ямамото

I

Был тот неуловимый призрачный час, когда ночь начинает уходить, сменяясь зарей, и за красным окном княжеского терема стало сереть, словно ветер, подувший с большого холодного озера перед рассветом, разогнал мрак, царивший над землями северных антов с полуночи. Свеча передавала мир Яриле. Однако кур[8] еще не пропел, и Зло вошло в ночь неслышно и незаметно.

Таинственная черная птица появилась внезапно, мелькнула неуловимой тенью за слюдяными окнами и опустилась сгустком мрака на охлупень княжеского дома. Ее тоскливый загробный крик наполнил холодом сердце старого Рогволода. Вещая злая птица, словно издеваясь над немощью князя, крикнула еще, и еще, и еще.

Князь собрал все силы, приподнялся на локте. Долгая хворь источила его, будто злой червь могучее дерево, обескровила, и даже чувства, казалось, начали изменять Рогволоду. Он оказался на грани сна и яви, в том сером призрачном мире, из которого и прилетела к нему зловещая птица. Мрак перед взором князя сгущался, багровел, клубился влажным зловонным паром, совсем как тот мертвящий туман, который в лихие годы наплывал на земли антов с Навьих Низин, принося на своих белесых призрачных крыльях черную немочь. Снова заголосила черная птица, и Рогволод ясно услышал тихий, рвущий душу плач – где-то далеко словенская женщина голосила над покойником.

вернуться

1

Вой – воин.

вернуться

2

Пончохи – гетры.

вернуться

3

Ахоха – бродяга.

вернуться

4

Неино – или.

вернуться

5

Дивий – дикий.

вернуться

6

Тайдун – вельможа.

вернуться

7

Добродий – добродетель.

вернуться

8

Кур – петух.