Внезапно из облаков песка вынырнула машина; мы бросились к ней — и тут нам снова улыбнулось счастье. она не только ехала в Айн-Салах, но и взяла нас с собой.
Айн-Салах! Огромный остров в гигантском море жгучих песков сахарских низин, где пустыня предстает в самом грозном своем виде.
Самая высокая из зафиксированных здесь с момента основания метеорологической станции температура + 56 °C, что всего на два градуса меньше, чем мировой рекорд +58 °C в ливийской пустыне. (Американская Долина смерти в Калифорнии со своими +57 °C потеряла первенство, когда начали строить метеорологические станции в самых жарких местах Сахары.) Кстати, измерения температуры в пустыне проводить технически сложнее, чем, скажем, в девственном лесу. Точно измерить температуру воздуха в таком лесу не составляет проблемы: выставьте термометр на воздух и посмотрите, где остановилась ртуть. Если же вы проделаете то же самое в Сахаре, не думайте, что вы измерили температуру воздуха; в лучшем случае вы измерили температуру термометра или, точнее, его чувствительного элемента.
Почему? В лесу среда почти изотермична, и излучение там, можно считать, не проявляется. В Сахаре, наоборот, излучение является самым существенным климатическим фактором. Если вы поместите около себя ртутный и спиртовой термометры, они покажут разную температуру в зависимости от того, как эти вещества поглощают прямые солнечные лучи и теплоизлучение раскаленной поверхности. Блестящая, отражающая лучи ртуть подвержена этому влиянию меньше, но все же днем термометр всегда будет показывать более высокую температуру, чем действительная. Приборы, помещенные в выкрашенной в белый цвет метеорологической будке, хотя и защищены от излучения, но сама будка не защищена от него, и воздух в ней не всегда имеет ту же температуру, что и вне ее. Важно также, на какой высоте от земли расположена метеорологическая будка — по международной конвенции эта высота должна быть два метра. До полудня в пустыне температура воздуха у земли может на целые десятки градусов отличаться от показателей приборов, расположенных выше. Поэтому в Сахаре миражи в нижних слоях воздуха с разной температурой — явление обычное (фата-моргана). Только после полудня температура выравнивается: воздух, нагреваемый облученной поверхностью земли, вертикальными потоками поднимается вверх, а облучение уменьшается. Ночью происходит обратное — у земли воздух холоднее всего, но чем выше, тем теплее; в отличие от дневного это разделение на слои устойчиво, и вертикальный ток воздуха прекращается. Так что можно сказать, что на десятисантиметровой высоте от земли климат Сахары намного суровее, чем на стандартной двухметровой высоте, где обычно проводят измерения. Суточные и годовые колебания температуры и относительной влажности около земли значительнее. Все это нужно принимать во внимание при оценке условий существования флоры и фауны пустыни, и особенно если мы хотим эти условия имитировать при разведении и содержании животных пустыни.
Наше вступление в Айн-Салах было предвестием дальнейших испытаний наших физических и моральных сил. Была горячая, душная ночь, и песчаная буря сопровождала нас от Реггана через Аулеф-эль-Араб до самого Айн-Салаха. Водитель высадил нас в песчаный занос в боковой улочке, и машина тут же исчезла. В однообразном шуме песчаного смерча можно было, однако, различить бухание дизельного мотора. Софья заставила нас немедленно отправиться туда, так как, возможно, это какой-нибудь грузовик собирается ехать в Ахаггар. Мы с трудом поплелись за ней. После долгого блуждания мы обнаружили, что шумит агрегат, вырабатывающий электроэнергию для оазиса. Проклиная все на свете, мы свалились на землю и тут же на месте уснули.
О нашем дальнейшем пребывании в Айн-Салахе можно было бы написать примерно то же, что и об Адраре: окружающая пустыня выглядела безнадежно мертвой, к тому же мы даже и не могли заняться изучением местности, поскольку нам приходилось все время быть на страже в местах, где проезжали транссахарские грузовики. При высоких дневных температурах здешнего убийственного климата каждая попытка какой-либо деятельности была изнурительной. Тем не менее, несмотря на все это, Айн-Салах делал несмелые попытки привлекать туристов в свой занесенный песком город, — впрочем, те, кто появлялся здесь в летние месяцы, спешили убежать на север или дальше на юг, в горы.
Несколько раз мы заглядывали в местный лучший отель, в его номера. Однажды там попытался переночевать какой-то англичанин, но он в ту же минуту выбежал оттуда и в отчаянии начал расспрашивать нас, где мы ночуем; в номере, который ему отвели, можно было задохнуться. «Можем показать вам отель с кондиционером «Hotel de sable», — охотно предложили мы ему. Он с восторгом согласился и пошел с нами за городские стены к дюнам. Сумерки сгущались. Мы смастерили из песка (по-французски «sable») постель и блаженно развалились на ней. «Это здесь», — объяснили мы ему. Дневного жара как не бывало, воздух был свеж и чист, потолком нам служил небосвод, роскошно украшенный сияющими бриллиантами звезд и опоясанный светлой полосой Млечного Пути. Сноб-англичанин с минуту взирал на нас остолбенело, а затем растерянно спросил:
— А как же змеи, скорпионы?
— Змей тут, к сожалению, нет. А за скорпионами мы, если позволите, придем в вашу комнату в отеле и там наловим. Здесь, на открытом месте, их не найти.
Этим мы довели его до полного смятения и глубокой сосредоточенности. Он разровнял песок поблизости от нас и попробовал улечься. Через минуту, когда мысли его пришли в порядок, он сказал, что мы, должно быть, опытные путешественники, знаем Сахару и он благодарит нас, поскольку здесь действительно можно дышать и спать, о чем в отеле и думать нельзя.
— В отеле хорошо жить в январе, — поучали мы его, хотя сами об этом, естественно, и понятия не имели. Затем мы посоветовали ему еще, чтобы он — если ночью ему станет холодно — разгреб верхний слой песка, который быстро остывает, отдавая тепло сахарской ночи, и под ним он найдет отлично нагретый песок.
Наши ночные медитации привели нас снова к актуальному вопросу — куда дальше: на юг, навстречу еще большим трудностям, или же на север, где без усилий и проблем мы успели сделать так много? Добыче нашей со времени вступления на Большой юг мы сохраняли жизнь с огромным трудом — в полуденную жару приходилось заворачивать коробки с животными в мокрые тряпки, чтобы снизить в них температуру. Гекконы с трудом переживали линьку, да и другие животные требовали постоянной заботы. Мы были почти уверены, что большинство из них не переживет дальнейшее путешествие на юг.
На третий день рано утром в Айн-Салахе появился грузовик, направляющийся на север. Мы приложили все усилия, но соревнования не выиграли; конкурентов было слишком много. Когда мы поняли, что нам не суждено даже снова попасть на север, нами овладела тоскливая покорность судьбе. На наше счастье, в оазисе нас уже все знали и старались нам помочь делом и советом. Среди полученной информации я обратил внимание на то, что после полудня здесь делает посадку самолет, летящий по трассе Таманрассет — Айн-Салах — Алжир. Не то чтобы мне захотелось попробовать аэростоп, но я подумал, не можем ли мы переслать таким образом в безопасное место наших животных. На почте нам сообщили, что по алжирским законам не допускаются перевозки самолетом каких бы то ни было животных. Наши знакомые, обслуживающие аэропорт, придерживались более широких взглядов: они предложили отвезти меня с багажом на аэродром; самолет находится в Айн-Салахе целый час, за это время можно будет что-нибудь придумать.
Самолет приземлился, и пилот отправился в служебное помещение с кондиционером. Руки у него пока были пустые. А когда он возвращался в самолет, в одной руке у него был ящик с представителями сахарской фауны, а в другой — письмо инженеру Цилеку из торгпредства со слезной просьбой взять ящик из камеры хранения «Эр Альжери» в Алжире и поместить в холодный подвал. Пилот оказался очень любезным человеком, он знал немного английский, что позволило нам объясниться. Он отверг все проявления моей благодарности и учтиво заверил, что почтет за честь помочь сохранить редких животных. И уж совсем категорически он отказался от вознаграждения за почтовые расходы, наоборот, попросил номер телефона Цилека, чтобы позвонить ему и ускорить дело. Все это он выполнил наилучшим образом, и Цилек поместил посылку, как мы просили. Освободившись от тяжелой заботы и опеки над отловленными животными, мы воскресли телом и духом. И когда на следующий день через Айн-Салах проезжал грузовик в Таманрассет в Ахаггаре, мы вопреки протестам водителя забрались на верх груза и поехали дальше на юг. Наш моторизованный «корабль пустыни» выглядел чрезвычайно причудливо. Под кучей груза, на которой устроились мы, скрывался легковой автомобиль! По бокам машины в козьих шкурах везлась вода, которая слегка просачивалась, испарялась и тем самым хорошо охлаждала груз.