Храм ветхозаветный был храмом затаения
...«У входа в горницу стояли два кедровых столба, и по ним всходили на крышу горницы, а концы балок отделяли в горнице Святое от Святого Святых. Отверстия были от горницы в помещение Святого Святых: по ним спускали рабочих в закрытых ящиках, дабы они не удовлетворяли очей своих содержимым Святого Святых»... (Талмуд, трактат Миддот, глава VI).
Можно ли представить, чтобы рабочие, производящие ремонт в наших откровенных церквах, — пропускались мимо алтаря, который «за занавесом», в ящиках: дабы глаз не увидел того, что внутри алтаря?!..
Что́ «внутри алтаря»? Да ничего особенного, тайного: престол, т. е. стол с предметами, Евангелие, крест... Табурет для сидения священника в известные минуты литургии. «Ничего особенного», «смотри, кто хочет»... Но в еврейском «Святое Святых» было что-то, может быть, — изваянное из «Колесницы Иезекииля», на что́ взглянув, рабочий из простецов закричал бы, испугавшись или удивленный... Нам явно не все или не подробно все сказано о том, что́ же было в Святое Святых и особенно — какой это имело вид и соотношение (с другими предметами). Например, нам ничего не рассказано о «херувимах» на крышке ковчега завета: а ведь они явно имели не тот вид, какой мы придаем им под влиянием традиции греко-римской (крылатые юноша или дева, т. е. вид греческой Ники или такой же римской Виктории), тогда как даже научнее было бы избрать вид вавилонских и халдейских «керубов» (тельцы окрыленные)...
Руки!!! руки!!! руки!!!
Жертвенный иерусалимский культ, как и египетский жертвенный культ, — конечно, не состоял только в «больно! больно! больно!», — в «кровь льется и нож входит в жертву!!!» — что так поражает нас и убивает нас... но и состоял в чем-то белом и положительном. Этого «белого» были и большие полосы, и — точечки, крапинки. Большие полосы, — вот:
1) Нельзя проливать кровь. Нельзя убивать. Не только человека, но — и зверя, птицу, рыбу.
Отсюда — отсутствие войн как «ремесла народного», художества рыцарского, как хроники царств и городов... Разве что случайно, непредвиденно, или по «взрыву нервов» (так, ради мщения, чуть однажды не было истреблено все колено Вениаминово: остался только один человек из него, укрывшийся в пещеру), или по томительной необходимости (завоевание городов Ханаана, как «земли дарованной» Богом в брачное вено Израилю).
2) Отсутствие разбоя... Никакой Геркулес и Тезей там не «очищал дорогу от разбойников». Вся земля была глубоко мирна и бескровна (несла целую кровь в себе, «не пролитую»). Полнокровие страны и народа.
3) Замёршие, исчезнувшие, неразвившиеся ремесла охотника и рыболова. Разве что «сетями», но не на удочку (наш кровавый, ужасный способ рыбной ловли).
Таковы большие белые полосы от священного культа жертв...
Но есть и крапинки, глубоко сидящие, как маленький, незаметный цветочек в поле. К ним я причисляю —
руки!! руки!! руки!!
— ибо об этом хочется кричать, это хочется воскликнуть. Вообразите: везде, где говорится о связывании у животных передней пары ног, — они, эти ноги, называются человекообразно: «руки»! Неудивительно ли, не изумительно ли? наконец, — не священно ли?!! За три тысячи лет до «нас» и нашей «кичащейся мудрости», пронесшей в триумфах Ламарка, Гёте и Дарвина, которые заговорили об «единстве рода человеческого с животными», о «близости животных к человеку», заговорили притом в отвратительной, «обратной» форме — о близости человека к животному, унижении человека, а не о поднятии к нему животного, — за три тысячи до этого лет в Иерусалиме поили перед закланием из золотых чаш закалаемых животных и говорили, что у них спереди — «две руки», связывали им «обе руки»...
Как, напр.:
«Снимавший кожу с ягненка не ломал задней ноги, но продыравли— вал колено и вешал; кожу снимал до груди; дойдя до груди, он срезал голову и передавал ее тому, кому выпала голова; он доканчивал снимание кожи, разрывал сердце, выпускал кровь его, отрезал руки[122] и передавал их тому, кому они выпали на долю; приходил к правой ноге («задней», оговорка переводчика), отрезал ее и передавал тому, кому она выпала...» (трактат «Тамид», глава VI, 2).