Одержимый тянется ко мне. Его когти опаляют сам воздух.
– Прости меня! – кричит Корлаил, вонзая меч в спину брата.
Демон отшатывается, вопя от боли, когда Ангел Калибана вырывает клинок. Тварь в ярости, и потому оборачивается так быстро, что ломает спину Бахариила. Очертания доспехов едва виднеются сквозь жар, источаемый воплощением ада внутри них. Зверь нависает над Корлаилом, истекая пеплом из раны.
– Здесь ты и умрёшь! – ревёт демон.
Я вскакиваю, держа пистолеты. На меня смотрят и другие братья, но ни один из них не вступил в бой. Возможно, кто-то из них хотел бы, чтобы я встретил здесь смерть или судьбу похуже, а может они просто замерли от ошеломления.
Я не медлю. Я стреляю. От боли вопят и демон, и Бахариил. Первые снаряды выбивают коленные чашечки, плазма испаряет плоть с рук. Затем выстрелы градом терзают тело. Во все стороны разлетается горящая чёрная кровь. Я стреляю, пока не иссякают обоймы. Это должно было убить и демона, и космодесантника. Но гнев отродья так силён, что оно ещё живо.
– Ты… – цедит оно, отворачиваясь от Корлаила. Раны одержимого уже затягиваются.
– Прости, брат, – шепчет Корлаил, пронзая оболочку насквозь.
Демон содрогается, глядя на торчащий из груди клинок длинной в руку. А затем Корлаил вырывает меч, рассекая плоть. Во все стороны летят клочья мяса, капли горящей крови и пепел. На моих глазах демон ускользает из изувеченной оболочки. Теперь из тела течёт настоящая, человеческая кровь, а на изувеченном лице видны человеческие глаза.
– Брат… – стонет Бахариил, увидев меня. Это самое ясно сказанное слово, которое я от него слышал за последние десятилетия. Слово, а не бред затронутого богами и связанного с кошмарами. – Брат…
Я перезаряжаю болт-пистолет.
– Умоляю…
Я стреляю прямо в голову. А затем дважды в падающую на дорогу изувеченную граду плоти и брони. Последние дьявольские соки вытекают из разбитого мясного сосуда. Я молча смотрю на Бахариила. Жалкое зрелище, но кто из нас выглядит достойно после смерти?
– Ты ранен, господин, – говорил Корлаил. Я лишь молча убираю пистолеты в кобуры и направляюсь во мрак. Так было предначертано. На ходу я зову своих рыцарей.
– Дверь ждёт нас.
Братья молча следуют за мной.
Четырнадцатая глава
Крад следит за летящим по улицам Внутреннего Дворца гравитанком. Золотой дротик проносится сквозь лабиринт, словно нож сквозь масло. Никто не рискует остановить кустодия, что
облетает бушующие толпы, пылающие пожары и груды обломков так легко, будто может и видеть сквозь стены. А ведь и в самом деле может. Кустодии до сих пор подключены ко всей сенсорной сети Дворца. Их храмы вычислителей и фермы сервиторов продолжают работать, просеивая информацию, сплетая её нити в единую картину. Позволяя видеть, как бьющие по мосту ракеты убивают арбитров. Слышать полный паники зов о помощи, пока пламя приближается к распределительному узлу. Замечать вспышки взрывов на горизонте, отражающиеся в глазах сервиторов-наблюдателей. Даже в темнейшую ночь глаза кустодиев видят всё, указуя гравитанку путь сквозь хаос.
Крад наблюдает за гравитанком из самолёта. Небольшого, похожего на брошенный нож и чёрного как уголь. Он угловатый, заострённый, спроектированный в расчёте на то, чтобы не попасться ни на один ауспик, и каждый хлопок крыльев по воздуху издаёт лишь приглушённый еле слышный гул. Крад – пилот, и он лежит на животе, вжавшись лицом в сенсорную маску. Мир перед его глазами зелен. Позади в крошечном грузовом отсеке съёжилась Кестра. Она – виндикар. Убийца Девятого Разряда в искусствах своего храма. Остальные члены Двора отправили её с ним, чтобы удостовериться в устранении цели. Кто-то из других храмов мог бы счесть это оскорблением, но Крад всё понимает. Ему случалось убивать великих магистров Адептус Астартес и обрывать амбиции полководцев-чужаков. Он обучал ремеслу смерти многих учеников и постиг сорок из её величайших искусств. Он достиг уровня Омега, двадцать шестого разряда. Однажды он может возглавить храм Каллидус и возможно даже занять кресло гроссмейстера. Он умудрён и годами, и делами, и потому знает, что я – совсем не обыкновенная цель.
Он наблюдает, как гравитанк проходит через защитный кордон и начинает сбрасывать скорость.
Крад стучит пальцами по клавишам вокс-перехватчика, и устанавливает связь.
– Хранитель Хеккаррон, – говорит он, зная, что кустодий узнает его голос. – Мы в твоей тени. Меч у нас. Веди, и мы последуем.
Ответа нет, но Крад знает, что сообщение услышано. Он видит, как открывается люк гравитанка, как выходит воин в чёрно-золотых доспехах. Сделанные из птиц сервочерепа взлетают с насестов под самолётом. Каждый из них – не крупнее большого пальца. Кустодий их не заметит. Крошечные устройства созданы противостоять сенсорам их брони.
Крадус заводит самолёт на посадку. Крылья хлопают, когда он зависает над крышей, а затем опускается, шелестя. Он открывает люк и выбирается наружу, а Кестра следует за ним без слов. Убийцы исчезают в ночи, сливаясь с тенями.
Империум – царство, ставшее падальщиком, и способное лишь выживать, кормясь телами и душами своих людей. Одних он размалывает зубьями железных шестерёнок. Других глотает под грохот выстрелов и протяжный вой залпов тысяч орудий. Других оставляет в живых лишь для того, чтобы высасывать их силы, будто пиявка. Такова истина. Таков Империум, и Император, прикованный к пыточной машине в самом его сердце, знает это, но ничего не может поделать. Под позолотой остался лишь оскаленный череп.
Не веришь? Позволь, покажу.
В мире, кружащем вокруг далёкой звезды, рождается мальчик. Эта планета покрыта океанами, лесами, а её далёкие годы увенчаны снегом. Он не из знатного рода и не из простецов, но из любящей и заботящейся о нём семьи. Смех, слёзы, привязанность – всё это было ему знакомо. У него были две сестры и младший брат, следовавший за ним по пятам. Когда ему следовало бы спать, мальчик убегал ночью на пляж. Запах солёных брызг и плеск волн до сих пор преследует его во снах – единственной дожившей до наших дней частичке юнца.
Нет, его не настигла война. Она пришла потом, и когда дым от её бушующего пламени затмил солнце, то под ним шёл уже не мальчик и даже не человек, но создание, давно не видевшее дома. В тот роковой день явился корабль. Чёрный и огромный, повисший над морем, будто гора, оторвавшаяся от корней и взмывшая ввысь. А с ним явился ужас, ужас и существа в красных мантиях и обожжённых доспехах под накидками из тусклого меха. Да, в сём мире знали легенды о ведьмознатцах, прилетавших на чёрных кораблях, но лишь легенды. Никто из живущих не видел их прежде.
И теперь слепые твари бежали по улицам, вынюхивая души. Людей хватали, испытывали, разделяли. Одних убили. Других отпустили. Третьих забрали на корабли, заковав в цепи, ошейники из хладного железа и покрытого рунами серебра.
Мальчика забрали не первым. Он не пытался бежать. Семья не знала, что он может призывать ветер и чувствовать их радость или гнев. Ни они, ни сам мальчик не знали, что он – колдун. Зато это знали нашедшие его ловчие. Слепые шакалы учуяли его душу, солдаты окружили дом. И забрали его. А что случилось с семьёй? Думаешь, к ним отнеслись с сочувствием? Проявили к ним милосердие? Возможно. Но я никогда не встречался в этой вселенной с истинным милосердием и никому не предлагал его.
Его забрали, сковали во тьме и унесли к звёздам. На корабле его ожидала лишь всевозможная боль. Мальчик был лишь одним из многих, многих псайкеров, пожнённых с полей человечества. Его оценили и сочли сильным, очень сильным не просто могуществом, но также телом и душой. Наградой стало и больше мук, и отчасти безопасность. Последовали долгие, долгие годы полёта среди звёзд, пока, наконец, взрослеющий и надломленный, он не ступил на Терру.