Но это и не противостояние силы воли, и Мордекаю не нужно остановить кустодия самому. Лишь дать братьям мгновения. Позволить прицелиться и выстрелить.
Из-за статуй вылетают две ракеты. И бьют прямо в цель. В потолку взмывают клубы пламени, пыли и каменные осколки. Космодесантники стреляют из болтеров по сохранённому авточувствами их шлемов последнему местоположению Хеккаррона.
Опустившаяся вслед за выстрелами тишина гремит, будто набат великого колокола.
Мордекай медлит, не разжимая ещё пару секунд психическую хватку, и лишь потом развеивает путы. И, шатаясь, прислоняется к подножию статуи.
– Брат-библиарий? – спрашивает Нариил.
Мордекай не отвечает. Он дрожит. Чувствуя, как кровь засыхает на внутренней стороне шлема. Слыша чётче, острее вой Золотого Трона. Его лихорадит. Усилия, потребовавшиеся на это… злодеяние, сама суть его поступка поглощают мысли, будто холодная бездна. Мордекай чувствует себя опустошённым. Так и должно быть. Как ещё может быть цена за разрушение такого совершенства?
– Позаботься о наших мёртвых, сержант, – наконец, – отвечает он. – Нам нельзя медлить.
– А Сайфер?
– Это и был его замысел. Он нашёл другой путь в Санктум, а нас и преследователя натравил друг на друга. Мы должны догнать его, пока он не… не…
Он не может заставить себя даже произнести вслух свои страхи. Он отворачивается от Нариила и выживших, идущих к телам братьев. Они произносят краткие молитвы. А затем закрепляют на броне и взводят плазменные гранаты. Драгоценное геносемя павших воинов никто не извлечёт. Оно сгорит, чтобы сохранить тайны капитула и позор легиона.
Тёмные Ангелы уходят, храня молчание, шагают во Внутренний Санктум сквозь дверь, которую, как они думали, искал я. Мы ещё встретимся.
Их ожидает расплата за грехи, как и всех нас, но не сейчас. Позади взрываются гранаты. Пламя обращает трупы в пепел.
Таившиеся прежде высоко среди теней убийцы следуют за ними. Почему они не вмешались? Потому, что они – самое точное живое оружие во вселенной. Они пришли, чтобы выследить и убить меня. А поскольку меня там не было, они лишь наблюдали. Если ты думаешь, что они на той же стороне, что и Хеккаррон, ты заблуждаешься. Единства не найти ни во всём Империуме, ни тем более в его дряхлом сердце.
Золотой воин падает навстречу пламени.
– Во имя света вечности я служу… Просвещённой волей я сотворён…
Но даже падая, он напоминает себе слова клятв.
– Сила воли моей – нерушимая преграда на пути врагов к Трону…
Он умирает. И борется за выживание.
– Даже если треснет моей меч…
В одном мире он лежит на плитах Пути Мучеников. Из расколотой брони вытекает кровь, тёмная красная и пропитанная божественной и таинственной силой. Скрытые треснувшим забралом глаза закрыты.
– Даже если разобьётся моё копьё…
В другом мире он – пылающая комета, падающая сквозь красные небеса. Под ним бурлит чёрное море. Из волн навстречу ему поднимаются холодные скалы и растут зазубренные пики.
– Я не потерплю неудачи.
Но что из этого и в самом деле настоящее? Кровавая правда или пылающая грёза?
– Я не паду.
Во внутреннем мире тёмное море разрастается, пока не становится всем, что видит Хеккаррон. Вокруг воют ветра.
– Я буду вечно стоять на страже.
Он падает в чёрные воды. Не видя уже ничего. Даже свет неба, сквозь которое только что летел. Теперь же он чувствует лишь холод. И тонет. Ощущая, как вода затекает в лёгкие, кустодий слышат в ушах голос.
– Но ты уже потерпел неудачу.
Это голос убийцы, Крада. Хеккаррон пытается ответить, пытается вдохнуть, но в мире, где он мог бы дышать, кровь уже наполнила его лёгкие, а в этом не-мире он лишь погружается всё глубже во мрак. Наверное, ты гадаешь, происходит ли это на самом деле, или это видение, и какое у описываемого место в моей истории. Но я ведь уже говорил, что я лишь её рассказчик, а не творец. В конце-концов, куда ещё могла привести история о тайнах и судьбе, если не в мир грёз и видений?
– Все эти десятилетия и годы службы… Все эти минуты и мгновения твоей редкой жизни, Хеккаррон, и ты не смог исполнить собственное предназначение.
Слышишь эти слова? Ты ведь хотел услышать правду, но сможешь ли отличить правду от лжи?
– Ты позволил прозванному Сайфером воину ускользнуть. Вырваться из твоей темницы. Убедил себя в том, что можешь его поймать. Но потерпел неудачу, и теперь Сайфер намеревается убить Императора.
Этого ты ожидал?
– И может это сделать. Ему хватит и духа, и средств.
Хватит ли? Действительно ли я смогу убить своего создателя? Знаешь… думаю, что смогу.
– Сайфер – смерть, прокравшаяся в дворец, ради сохранения которого ты существовал, – произносит голос Крада. – Он – губитель света, сияющего в сердце человечества. В эту ночь, когда волны Хаоса разбиваются о стены твердыни Империума, когда воители и солдаты сдерживают надвигающуюся бурю, именно ты позволил погибели всего проскользнуть сквозь врата будто паломнику.
Хеккаррон слышит голос, и эти слова леденят его душу сильнее, чем тёмные воды. Отчаяние не свойственно его роду, они лишены дара подобных чувств, но в бесконечной ночи Хеккаррон чувствует боль от осознания, что он потерпел неудачу. Он погружается всё глубже, а в другом мире его редкая кровь вытекает из ран, не успевая свернуться.
А затем сквозь беспросветный саван волн пробивается голос.
– Хеккаррон…
Но умолкает прежде, чем он успевает понять сказанное.
Шестнадцатая глава
Тёмные Ангелы идут к Мосту Вознесения. Говорят, по нему пронесли Самого Императора на Его пути к Золотому Трону. Конечно, всё это ложь, вымысел создателей легенд, желающих сохранить своё могущество. Нет, Императора, окровавленного и умирающего, не волокли по этим камням, всё было несколько иначе. Впрочем, мост на самом деле важен и по прозаичной причине. Ведь за ним путь к Самому Императору преграждают только последние двери. Здесь нет стражей, кроме статуй на утёсах по обе стороны бездны. Здесь мертвенный свет танцует на их каменных лицах и сыплет искрами. Воют и шепчутся ложные ветра. Идёт снег. Изморозь появляется из ниоткуда и исчезает в никуда, испаряясь, становясь дымом.
Так близко. Совсем рядом. Я на самом пороге.
Что? Неужели ты думал, что я окажусь перед своим создателем, едва повернув ключ? Нет, дверь лишь позволила проникнуть сюда, во Внутренний Санктум, и пусть я и перехитрил своих врагов, но убежать от них не смогу. И поэтому здесь, на мосту, я и встречу преследователей лицом к лицу.
Воитель в чёрных доспехах и капюшоне стоит на мосту, ожидая Тёмных Ангелов, и на спине его висит меч. Мордекай идёт вперёд, а братья его рассредоточиваются среди статуй и балконов на стенах по обе стороны от моста. Библиарий обнажил клинок, окутанный психическим огнём. Его разум содрогается от боли, с каждым ударом сердца от близости к Золотому Трону по его черепу будто бьёт молот. Изнутри. Он видит ждущего космодесантника, и поражается, насколько тот высокомерен. С чего бы ещё Падший рискнул стоять неподвижно, у всех на виду? Библиарий подозревает, что это ловушка, но всё равно замедляет шаг. Выстрелы так и не гремят. Мордекай осторожно идёт вперёд. Стоило бы повернуть назад, но он не может остановиться. Понимаешь, он ведь Тёмный Ангел, а потому верит, что стоит узнать всю правду. Но незнакомец спрашивает о ней первым.
– Что ты сделал с ними?
Мордекай вздрагивает, остановившись.
– Что ты сделал со своими братьями, умершими в эту ночь?
– Их погубил ты, Падший.
– Падший… – повторяет космодесантник, пробуя слово на вкус, глумясь. – Падший… Взгляни на себя. Мы были рыцарями, первыми воителями Империума. Ангелами. И как низко ты пал?