Саймон решительно шагнул к столу, крепко сжимая в руке свою шапку.
– Я не бродяга, милостивый милорд! И не заслужил, чтобы меня так называли.
Алан замер, стоя на коленях. Его испугала такая безрассудная отвага Саймона. Но граф Монтлис расхохотался.
– Ладно! Кто же ты тогда, птенчик?
– Я надеюсь, что настанет день, когда я стану таким же человеком, как и вы, милорд, – ответил Саймон. – Вот чего я хочу, потому я и пришел сюда искать себе службы у вас!
Монтлис запрокинул голову и снова от души расхохотался.
– И затем ты явился сюда, в логово Льва, не так ли? Чтобы он съел тебя на обед, мой петушок?
– Так говорили мне и ваши привратники, милорд, но живой я принесу вам гораздо больше пользы, чем съеденный.
– Правда? А что ты умеешь? Прясть шелк?
– Это и многое другое, милорд, – невозмутимо ответил Саймон.
– Ну‑ну! Так что же еще? Стеречь моих гончих? Или тебе с ними не совладать?
Саймон презрительно выпятил нижнюю губу.
– Я пришел сюда затем, чтобы приручать всякую дичь, милорд!
Глаза Фалка загорелись. Он весело прихлопнул по столу ладонью.
– А знаешь, мне нравится твоя смелость, мой юный цыпленок! А умеешь ли ты отражать удары?
– Да, и наносить – тоже.
Милорд бросил на него насмешливый взгляд.
– Как нанес ты его моему стражнику?
Если Фалк и ожидал, что Саймон от этих слов придет в замешательство, то ожидания милорда не сбылись: Саймон в ответ лишь утвердительно кивнул. Милорд засмеялся.
– Какая дерзость. Ты почему шел через большие ворота? Разве тебе неизвестно, что вход на кухню с другой стороны?
– Я никогда не пойду к своей цели через черный ход, милорд. Я пойду прямо.
– И в самом деле, похоже, что так, – сказал Фалк. – Ладно, чего же ты хочешь от меня?
– Хочу быть вашим оруженосцем и сквайром.
Монтлис щелкнул пальцами, от души забавляясь настырностью мальчишки.
– Ты – и на коне! Это же блоха на верблюде!
Густые брови Саймона сошлись на переносице, и щеки мальчика залило румянцем.
– Я вырасту, милорд.
– Нет‑нет. Очень уж ты мал. Сколько тебе лет?
– Четырнадцать, сэр.
– В самом деле, малыш! Ступай себе с Богом, я не нуждаюсь в оруженосцах.
Саймон не двигался с места.
– Тогда, сэр, сделайте меня своим пажем, пока я не вырасту как следует.
– Клянусь Богом, ты слишком многого хочешь. Я не делаю крестьян моими пажами.
– Я не крестьянин.
– Ха! А кто же ты?
– Такой же знатный человек, как вы, сэр!
– О Матерь Божья! И как тебя зовут?
– Саймон, милорд.
– Это имя. А дальше как?
Саймон – не без видимой досады – пожал плечами.
– Сам себя я называю Бьювэллет, сэр.
Полные губы милорда скривились.
– У тебя должно быть кольцо, – крикнул он. – Как твое настоящее имя, любезный?
– У меня их несколько…
– Стоп! Имя твоего отца!
Саймон ответил не сразу. Молча пожал плечами, поднял взгляд на Фалка и только потом сказал:
– Джеффри Мэлвэллет.
– Пресвятая Дева! Как же я не узнал это лицо! Значит, ты побочный сын Мэлвэллета?
– Так говорила мне моя мать, милорд.
– Кто она? Она жива?
– Она умерла четыре года тому назад, сэр. Ее звали Джеан, она служила в доме у Мэлвэллета. Но теперь это уже неважно.
– Так‑так, – чуть склонив голову набок, смерил его взглядом Фалк. – Но какие у тебя доказательства?
– Кольцо, милорд. Небольшое такое.
– Покажи.
Саймон поднял руки к шее и снял со своей груди ленту, на которой висело золотое кольцо. Монтлис долго и внимательно разглядывал его.
– Как оно досталось твоей матери?
– Я никогда об этом не спрашивал, милорд. Мне все равно, чей я сын – Мэлвэллета или кого‑то другого. Я тот, кем сам предпочитаю быть.
– Интересная философия! – Тут Монтлис вспомнил о своем собственном сыне, все еще стоявшем на коленях, и дал ему знак встать с колен и приблизиться.
– Что думаешь ты об этом, Алан? Перед нами еще один из своры Мэлвэллетов.
Алана это ничуть не огорчило.
– Мэлвэллет нам не друг, сэр, но мне этот мальчик нравится, – ответил он, небрежно облокотясь о стол.
– Он смел. Скажи мне, малец, где ты жил после смерти твоей матери?
– У меня, сэр, был общий дом с ее братом, резчиком по дереву.
– Так, а потом?
– Мне там надоело, и я пришел сюда, милорд.
– А почему не к отцу, маленький удалец?
Саймон снова передернул плечами.
– Его я уже видел, милорд.
Монтлис прыснул от смеху.
– И тебе не понравилось, как он выглядит?
– Совсем неплохо, сэр, но вас я тоже видел и о вас обоих я много слышал и знал.
– О, Святое Распятие! Выходит, я тоже тебе по нраву пришелся?
– Люди называют вас Львом, милорд, и говорят, что поступить к вам на службу и служить вам труднее, чем Мэлвэллету.
Фалк надул щеки.
– Да, это так. Ты предпочитаешь дела потрудней, не так ли, малыш?
– Они большего стоят, – подумав, ответил Саймон.
Фалк окинул его одобрительным взглядом.
– Ты, кажется, не такой, как другие мальчики. И не поленился же ты придти в мой замок. Может, уйдешь теперь?
– Я не затем пришел.
– Со мной поладить нелегко, – предостерег его Монтлис.
– Я не искал такого господина, с кем легко поладить.
– Ты думаешь заслужить у меня посвящение в рыцари?
Саймон вспыхнул.
– То, чего я добьюсь, должно быть заслужено мною самим, сэр. Я не ищу покровительства.
– За это ты мне нравишься еще больше. Будешь пажем у моего сына, пока я не найду тебе подходящего дела, да такого, чтоб досадить Мэлвэллету, смотри у меня! Надеюсь, ты доволен?
Саймон преклонил колени.
– Да, милорд. Я буду служить вам верно и хорошо, чтобы благодарность не стала для меня слишком тяжелым грузом.
Монтлис от восхищения хлопнул Саймона по плечу.
– Мудро сказано, мой славный птенец! А теперь иди. И ты, Алан, ступай с ним и вели переодеть его и накормить.
И началась служба Саймона у Фалка Монтлиса…
Глава IIВозмужание
Из пажей Алана он стал пажем самого милорда Фалка, и его одеяние украшали теперь красный и золотистый цвета из герба Монтлиса. Он был чудо как хорош в короткой красной накидке, отделанной золотом и схваченной в талии кожаным поясом. Золотистые чулки, красные башмаки и красный берет, лихо сдвинутый набекрень – таков был наряд Саймона. На нем лежали многочисленные и сложные обязанности, и милорд Фалк ни в чем не делал ему ни малейших поблажек. Спать Саймону приходилось на жестком соломенном тюфяке у порога опочивальни Фалка, да еще рано вставать, а ложиться поздно. Он прислуживал милорду и его супруге за обедом, и каждое утро в десять часов Саймон занимал свое место на возвышении возле кресла милорда и неподвижно выстаивал все то время, пока милорд с гостями трапезничал, или отлучался, но только затем, чтобы выполнять поручения Фалка. Обязан он был выполнять поручения графини и Алана, и целыми днями, бывало, просто разрывался на части, носясь как угорелый, – только бы всюду поспеть.
Шло время, Саймон вырос, еще больше раздался в плечах и окреп так, что немногим удавалось одолеть его в борьбе, дальше и точнее послать в цель стрелу, чем это делал он. И мало кто мог выдержать его удар, устояв на ногах. Однако он совсем не был забиякой и имел нрав скорее даже добродушный. И все же порой, если кто‑то пробуждал в нем вспышку холодной ярости, Саймон становился неукротим. В глазах его в такие минуты загорался огонь, заставлявший трепетать даже самых заносчивых и наглых недругов, просивших прошения и пощады, не дожидаясь, пока железные руки Саймона хотя бы коснутся их.
Саймону и самому доставалось немало тумаков и затрещин. Это случалось, когда милорд Фалк пребывал в дурном настроении (что бывало не так уж редко), но полученные удары не лишали Саймона хладнокровия и не пробуждали в нем мстительных чувств. Он смиренно сносил рукоприкладство Фалка, но не кротость и унижение были тому причиною. Это была горестная покорность сквайра или раба, несущего свой нелегкий крест под гнетом чужой превосходящей силы. Еще когда Саймон был пажем, сквайр милорда Ланселот с Черного Острова, надменно помыкал им. Как‑то Саймон пропустил мимо ушей приказание Ланселота, и тот нанес Саймону удар, чуть не сбив его с ног. Однако, быстро придя в себя, Саймон обрушил на Ланселота град ударов. Ланселот, бывший на пять лет старше Саймона, покатился кубарем и вышел из потасовки, весь «украшенный» синяками. Узнав об этом происшествии, Фалк произвел Саймона в сквайры прямо в той комнате, где жил Ланселот. При этом Фалк уверял Саймона, что тот больше похож на него, чем Алан, собственный сын милорда.