Богарт вопросительно повернулся к своему соседу, но тот поднял палец, призывая к молчанию. Где-то на заднем дворе раздался громкий всплеск. Будто что-то тяжелое плюхнулось в крем для торта, что не соответствовало истине. Или в навозную жижу. Что соответствовало.
После того как стихли аплодисменты, Саймон снова принялся за еду, постепенно втягивая в разговор угрюмого человека, сидевшего рядом с ним. Его звали Ричард, и он был писцом, принятым ко двору бароном Мескарлом. Да, он знает кузнеца Эдрика, но не дружит с ним. С Эдриком опасно знаться. Дурная компания, опасная компания. Человек, который хочет изменить порядок вещей.
Вплоть до свержения барона. Но главнейший помощник барона, де Поиктьерс, скоро все о них разузнает и заточит под стражу. Феро-ниум? Каждый знает, где его добывают, и барон — один из самых важных людей на всей Сол Три, потому что владеет ферониумом.
Мудреная штука, этот ферониум. Не так-то безопасно им владеть. Ну как же, он помнит, как однажды в космопорте раскололся контейнер с ферониумом, и половина крепостных, оказавшихся поблизости, покрылись ужасными ожогами и бубонами. Большинство из них умерло.
Саймон был рад такому источнику информации. Ричард оказался не очень-то разговорчивым, но то, что он рассказал, было интересным. Однако кое-что, вроде того, что ферониум появился в качестве побочного продукта при взрыве расщепляющихся материалов во время Большой Войны и что он жизненно важен для подпространственного привода космолетов, было скучноватым, потому что общеизвестным. Даже бродячему лекарю следовало все это знать, и Саймон вежливо посоветовал писцу рассказывать эти байки своей бабушке, причем Саймон попутно охарактеризовал привычки этой бабушки.
Ричард подскочил.
— Слушай, знахарь. Будешь грубить людям, вроде меня, тем, к кому прислушивается лорд, и вскоре будешь делать только ту работу, которую никто не хочет делать, и воротничок будет подходить тебе гораздо больше, чем эти фланелевые лохмотья. Правда, шею тебе он будет тереть посильнее.
— Ты, мерзкий червяк! Шныряешь тут повсюду и грозишь честным людям железными воротниками! Почему бы тебе не назвать их правильно, сладкоречивый ублюдок? Ошейники рабов!
В их разговор вклинился мужчина, казавшийся еще более громоздким, чем немой вышибала. На его обнаженной груди и кожаном фартуке были сотни шрамиков и отметин от искр, которые вылетают из раздуваемого горна. Саймон поймал взгляд Богарта. Должно быть, это и был кузнец Эдрик — их связной с партизанским движением Сола.
Писец привстал. На его лице была та неприятная смесь трусости и высокомерия, которая появляется у любого мелкого чиновника, когда он чувствует, что ему что-то угрожает.
— Только таких слов и можно было ожидать от тебя, кузнец. От тебя и твоих друзей из леса. Очень скоро ты сможешь повторить все это милорду де Поиктьерсу. Когда я поведаю ему о твоих словах, он с удовольствием окажет тебе гостеприимство в замке, где тебя будут допрашивать. Ну, ударь меня, если хочешь! Только помни об этом, когда тебя вздернут на дыбу, и твои суставы растянутся, а руки выскочат из плеч. Помни, ты будешь плясать на виселице, а я, Ричард-писец, буду стоять рядом на площади и смеяться над тобой. А теперь прочь с дороги, собака, я иду к милорду!
Кузнец уже поднял было руку, чтобы ударить самоуверенного доносчика, но тут его остановил спокойный голос:
— Погоди, друг. Он говорит правду.
— Кто ты такой? Чего вмешиваешься?
— Я — лекарь. Симеон. А это — мой помощник. Его зовут Зебадия. Тронешь этого негодяя, и умрешь наверняка. Страшной смертью.
— Подумай, кого называешь негодяем. Хочешь присоединиться к нему? Он-то ведь точно умрет.
— Все там будем, Ричард. Мне очень жаль, но другого выхода я не вижу. Прощай.
Тонкий стилет выскользнул из ножен из-под рубашки Симеона и коснулся груди писца легко, как первый поцелуй девственницы. Столь же легко он проник и в плоть, и сердце жертвы разорвалось, когда лезвие раскроило его стенки. Рот Ричарда раскрылся в напрасном вздохе, и он соскользнул на пол, свалив на себя скамью. Несколько мгновений он бился, как рыба, вытащенная из ручья. Затем умер, захлебнувшись кровью.
Бордель взорвался воплями, проклятьями, замелькали кулаки. Громко мыча, немой размахивал дубинкой, сбивая с ног каждого, приблизившегося к нему. Саймон метнулся к лестнице в тот же момент, как только вытащил стилет из тела писца. На первых ступеньках, оказавшись в относительной безопасности, он бросил взгляд на дерущуюся толпу, полагая, что Богарт и кузнец рядом с ним.
Они прокладывали себе путь к лестнице, но им помешали перевернутые столы. Богарт орудовал кинжалом беспечно, будто вел учебный бой с унтер-офицером Ньюманом. Легкая улыбка изогнула уголки его губ, и он немелодично насвистывал что-то себе под нос. Богарт наслаждался. Люди падали перед ним, хватаясь за порезы. Он старался не убивать без крайней нужды, но много добрых людей до самой могилы были отмечены шрамами, полученными от него в тот вечер в «Красном фонаре».
Сзади его защищал от подлых ударов Эдрик. Он расшвыривал людей звучными ударами кулаков. Они уже были рядом с лестницей, когда на заднем дворе раздался крик:
— Люди лорда! Де Поиктьерс с патрулем! Бегите! Бегите!
Немой, пошатываясь, отошел от двери, беспомощно хватаясь за стрелу, торчащую из его правого плеча. Оттолкнув его в сторону, широкими шагами вошел де Поиктьерс: в руке — окровавленный меч, шлем откинут. За ним, тяжело дыша, как свора легавых, дюжина его солдат. Вскинув меч, рыцарь проревел громовым голосом:
— Именем барона Мескарла, все присутствующие задержаны! Кто пошевелится — умрет. Вильям, приготовь стрелу для первой же собаки, которая двинет хоть пальцем.
Саймон хорошо понимал: есть время драться и время спрятаться поглубже в тень. Богарту и кузнецу он ничем помочь не мог, даже если бы оказался рядом с ними. Ему оставалось только смотреть из своего укрытия и ждать. Он знал, что Богарт не рискнет шевельнуться — слишком много врагов, — однако видел, что лейтенант что-то бормочет себе под нос. Богги ругался — ему очень не хватало любимого кольта. На мгновение Саймон подумал, не ошибся ли он, выбросив оружие, но законы Сол Три, направленные против любого оружия, кроме простейшего, были сильнее даже религии. Любой человек, как бы не относился он к барону Мескарлу, сделает все возможное, чтобы убить того, у кого окажется оружие. Нет, он был прав.
Для кузнеца Эдрика подобного рода рассуждения ничего не значили. Его поймал в свою ловушку де Поиктьерс. А прямо перед ним была лестница, ведущая к безопасности. Ну, он и ринулся вперед.
— Вильям! Останови этого рысака!
Неподвижный воздух задрожал от басовитого гудения тетивы. Стрела свистнула и глубоко вонзилась в широкую спину кузнеца. Сила удара швырнула его лицом вниз на ступени. Бордель замер, а гигант с трудом поднялся на ноги. Из груди его вырывалось болезненное дыхание, и он снова стал карабкаться наверх. С площадки, где Саймон скрывался в тени, он мог видеть агонию в глазах Эдрика, и то, каких усилий стоят ему эти шаги наверх.