- Ты, Жорка, наверно, всё сочиняешь? – не поверил своим ушам Сакуров (164).
Последнее время страна очень сильно уважала ветеранов ВОВ, по поводу очередной годовщины Победы проводились всевозможные кампании и акции, под это дело списывалась уйма денег, 9 мая ветеранам разрешали бесплатно говорить по сотовым телефонам, а те из них, кто приезжал в Москву, могли целый день бесплатно кататься на столичных трамваях и троллейбусах. Провинциальные мэры дарили своим ветеранам шоколадки австрийского производства, потому что они были дешевле отечественных бабаевских, а подавляющее большинство автовладельцев навешивало на свои машины специальные ленточки, символизирующими Великую Победу советской страны над фашистской коалицией. И Австрией в том числе.
- С места не сойти, - заверил соседа бывший интернационалист и продолжил повествовать: - Ну, заплатила бабушка за билет, а этот идёт дальше по салону, собирает деньги и разоряется: «Развелось вас тут, дескать, на мою голову и так далее». А народу в автобусе: здоровых мужиков среднего возраста штук пять и таких же баб с сумками штук восемь. И все молчат, как будто вчера из Швейцарии приехали и по-русски не понимают. А я, дурак, не выдержи, да и обзови водилу козлом. Ну, на козла он моментально отреагировал, но я ему в пятак первый успел въехать. Колбасились, в общем, сначала в салоне, потом выкатились на улицу. Там эта сука стала вопить о водительской солидарности, и скоро в драке приняло участие несколько его козловых коллег. Но недолго, потому что в «Ашане» охрана не то, что наша милиция: нас быстро развели, а меня так даже слегка обработали в ихней медчасти, ничего из вещей с деньгами не спёрли и домой на личном транспорте какого-то ихнего сотрудника доставили. Вот такие дела…
- Вот видишь, брат, не все наши люди плохие, - рассудил Сакуров, наливая в рюмки.
- «Ашаном», как раз, рулят не наши люди, - ехидно возразил Жорка. – Хозяин – турок, а персонал – сплошной интернационал с большой примесью лиц азиатской национальности. Зато водила был наш, чистый москвич или подмосковный, каковых паскудных земляков я за версту вижу по повадке и слышу по разговору.
- Что-то ты сильно злобишься на наш народ в целом и своих столичных земляков в частности, - фальшиво вздохнул Сакуров, памятуя тот факт, что ему, наполовину русскому, русских, в отличие от чисто русского Жорки, лучше не ругать. – Авось это был единичный случай.
- Как же, - не понял фальши Жорка, - я уж не первый раз такое говно вижу. Вот, например. Еду, опять же, с «Ашана» на похожем автобусе. Дождь с градом, на остановке пожилая женщина с палкой. Тормозит водилу и спрашивает: занято ли льготное место? Занято, буркает водила, захлопывает дверь у неё перед носом и прёт дальше. Автобус полупустой, городские маршруты по этому пути не ездят, дождь с градом крепчает, и пожилая женщина, которая и хлеба-то вдоволь не ест, остаётся в такую непогодь ждать какого-никакого микроавтобуса, где найдётся незанятое льготное место. Ну?
- Тоже не показатель, - ещё фальшивей вздохнул Сакуров, - просто тебе везёт, Жорка, на всякие неприятности.
- Ладно, хватит врать. Ты чё не спросишь, куда я твои деньги дел?
- А куда ты их дел?
- Я на них купил гараж, понял?
- Ни черта не понял…
- Чудак. Сейчас, пока страна не очухавшись от дефолта, всё сравнительно дёшево. Особенно недвижимость. На хазу, ясное дело, не хватило бы, а вот гараж – как раз впору. Года через два мы его толкнём за семь штук, не меньше.
- Это хорошо, - вяло одобрил Сакуров, прикидывая, как бы ему не околеть за эти два года или не попасть в дурдом.
- Кстати, что-то Мироныча давно не видно. Часом не помер?
- Он нас переживёт. Ты сам говорил…
- Кстати: ты мне не все деньги отдал?
- Нет.
- Тогда держи их в строгой заначке, а пропивать-проедать будем мои. Я давеча один трофей удачно пристроил, да три пенсии получил. Что думаешь насчёт дальнейшего скотоводства?
- Думаю продолжать, у меня ведь нет пенсии.
- Хорошо бы тебе на работу устроиться.
- Хорошо бы. Да где её взять.
- В Москве, вообще-то, можно устроиться, но там за жильё больше заплатишь, чем заработаешь. К тому же, пока ты там будешь копейки зарабатывать, здесь тебя по брёвнышку раскатают.
- Факт.
- И давай возобновляй самогоноварение, а то на покупное бухло много денег уходит.
- Надо…
- Да что ты какой-то пришибленный?
- Устал, наверно…
Глава 63
В этот день они с Жоркой нарезались так, что Константин Матвеевич не видел никаких снов. А утром он встал ни живой - ни мёртвый, вспомнил, что они вчера пили и ужаснулся.
«Ведь эдак и сгореть можно», - подумал он и пополз проверять Жорку. Тот, как ни в чём не бывало, колол дрова в своём дворе и орал какую-то строевую песню.
«Во даёт», - мысленно прокряхтел бывший морской штурман и уполз к себе: кормить живность, топить печь и так далее. Когда он более или менее расходился, к нему в гости пришёл Жорка чаёвничать. Он принёс бутылку водки и кое-какой магазинной закуси.
Не сгорев от чистого спирта в этот раз, Сакуров решил больше не искушать судьбы: он снова замутил брагу, а пока не пришло время гнать самогон, пил простую водку. И пил в меру. Пил и продолжал видеть сны, перемежая их беседами во сне и наяву с домовым. При этом Сакуров продолжал делать дела: он купил новых поросят, добыл корма и возобновил своё животноводство. Потом Жорка снова отвалил в своё Болшево, а в деревню припёрся Мироныч. Он усидел немного халявной водки, покушал домашней ветчины и сообщил приятную весть, что уезжает погостить в бывший Свердловск.
«Что, к родственникам?» - поинтересовался Сакуров.
«Нет, к однополчанину», - возразил Мироныч.
«У вас же там один из сыновей живёт?»
«Не хочу стеснять, - отмахнулся старый хрыч, - потому что у него семья, а квартира всего трёхкомнатная».
«А однополчанина можно?» - от нечего делать спросил Сакуров.
«А вы знаете, какая у него пенсия? – вопросом на вопрос ответил Мироныч. – Он, в отличие от меня, после войны не демобилизовался, а дослужился до генерал-майора. К тому же он одинокий, так что я его очень даже выручу, если поживу у него месяц-другой. В общем, следующие майские планирую отмечать вместе с товарищем по оружию…»
«У него пенсия долларов на сто больше вашей», - зачем-то предположил Сакуров.
«На сто двадцать», - поправил Мироныч, одолжился ведром картошки, оковалком ветчины, банкой огурцов и уковылял в Угаров.
«Мне бы так, - с тоской подумал Сакуров, - а то корячусь тут, корячусь, а денег кот наплакал. И на хрена я все эти телевизоры с холодильниками и газовыми плитами покупал? Мог и без них обойтись…»
А сны ему снились всё про ту же Сакуру, с упорством дорожного катка показывающие ему начало и конец мира, но в разных вариациях. То начало мира приурочивалось к явлению ангелоподобных драконов, затевающих хоровод вокруг Аматэрасу, то Сакура в очередном сне вырастала до размеров корабельной сосны, то Дзимму начинал обсаживать символическое дерево полезными корнеплодами. Затем с тем же упорством со всех четырёх концов света, но разными составами от карликовых циклопов до гигантских злыдней, на зарождающийся мир начинали двигаться силы первозданной тьма. Циклопы крушили всё подряд своими огромными не по росту сапожищами, злыдни, чей вид не поддавался внятному описанию, бессовестно мочились на новорождённые горы, леса и долы кислотной мочой. И Константин Матвеевич просыпался в холодном поту, проклиная своё умеренное пьянство.