- А почему… - заикнулся Ванька.
- По кочану! – рявкнул Жорка. – Ну?!
- Я, вообще-то, в долг не работаю… - начал Ванька.
- Тогда хрен тебе, а не льготный курс! – оборвал его Жорка.
- Скрупулёзно подмечено, - раз пять икнул Варфаламеев.
- Да, ладно, ладно, - испугался Ванька, выставил требуемое, и, так как ему стало жаль себя, опустившегося до кредита под залог одного только честного слова, таки выпил за компанию. В общем, выпили все. При этом Миронычу насыпали двойную дозу, от каковой он мудро (восемьдесят лет, всё-таки) не стал отказываться. А потом Жорку заклинило, и он заговорил по-английски, напирая на “why” & “one hundred bucks” . Сначала Сакуров ни фига не мог понять, потому что говорил Жорка по-английски примерно так же хорошо, как понимал вышеупомянутый язык Сакуров. Поэтому Константин Матвеевич «перевёл» своего соседа только с третьего раза. А когда «перевёл», ответил:
- I couldn't pay such money for… from… because of… (38) в общем, какого хрена?
Вторая часть ответа Сакурова приняла вопросительный характер, имевшей целью выяснить причину (помимо чистого заклинивания), из-за которой бывший интернационалист заговорил на стопроцентно чуждом ему языке.
Жорка, хоть его и заклинило, понял вопросительную интонацию правильно, и не замедлил с ответом.
- I don’t want so as this old bug… (39)
Жорка не знал, как по-английски «навозный», поэтому обошёлся одним bug-ом.
- …Has understood our talk! (40)
- Это, между прочим, невежливо говорить на иностранном языке в компании, которая не вся данный язык понимает, - встрял, наконец, Мироныч.
- Да какая на хрен разница, поймёт он или не поймёт?! – возопил Сакуров и посмотрел на Варфаламеева.
- Вот именно, - согласился бывший авиадальнобойщик и насыпал в стаканы известно чего.
- Be silently! (41)– рявкнул Жорка и посмотрел на Мироныча. – We can’t trust him!
- Вот именно, - согласился Варфаламеев, тоже посмотрел на Мироныча и выпил.
- Так о чём речь, братцы? – не на шутку разволновался Мироныч, машинально выпивая свою дозу.
- Речь о том, что кореш наш, Жорка Прахов, допился до английских зелёных чертей, - резанул правду-матку Сакуров, после чего они с Жоркой стали говорить друг другу те английские ругательства, про которые им было известно из их образований. Ванька, надо отдать ему должное, решил ограничиться одним стаканчиком и, пока приятели ругались по-английски, ушёл тоже по-английски. И, не успело затихнуть вдали тарахтенье «жигулей», как прибыли пастухи: сначала со стороны поля послышался скрип телеги, а тремя минутами спустя до слуха «заседателей» донёсся певучий голос рыжего великана.
- А почему скотина ещё в загоне?
- Так, пора на выход, - нормальным человеческим языком сказал Жорка, и спустя ещё три минуты вся компания встречала прибывших.
- Я спрашиваю, почему скотина всё ещё в загоне? – повторил свой вопрос Мишка, ходя вокруг телеги и стукая носком резинового сапога по цельнометаллическим колёсам своего гужевого транспорта.
- Да? Почему?– встрепенулся младший зоотехник. Это был мелкий, соответственно званию, мужичок в выходной кримпленовой паре в зелёную с малиновым полосочку, заправленную в болотные сапоги. Под парой мужичок имел всамделишную косоворотку, на голове – невообразимую панаму из того барахла, которое стали присылать западные альтруисты в виде гуманитарной помощи в новообразовавшуюся демократическую Россию. Лицо мелкого выражало похмельную тоску, руки, сворачивающие самокрутку, тряслись.
- Здорово, - проигнорировав Мишку, поздоровался с зоотехником Жорка. – Договор привёз?
- Скотину, между прочим, надо выгонять с восходом солнца, - продолжил бузить Мишка, не скрывая своего дурного настроения. Затем он приветливо кивнул Миронычу и, проигнорировав Сакурова, Жорку и Варфаламеева, сказал: - Доброе утро, Евгений Миронович. Это хорошо, что вы ещё не померли. А то мне сон приснился, будто я на ваших поминках ухаживаю за вашей Азой Ивановной.
- А может, это вы за ней ухаживали не на моих поминках, - пошёл в отказ старый перец, пьяновато переступая с ноги на ногу взад-вперёд и вправо-влево.
- Именно на поминках и именно на ваших, - неуступчиво возразил Мишка, - потому что вы в том моём сне лично присутствовали.
- Так значит присутствовал? – воодушевился Мироныч.
- Да, но в каком виде, - парировал Мишка.
- В каком? – переспросил Мироныч.
- В гробу и в белых тапочках, - подсказал Жорка.
- Тут наш бригадир правильно сказал насчёт восхода солнца, - закочевряжился зоотехник, сползая с телеги и вовсю дымя вонючим самосадом. Относился он к Сакурову, потому что остальные на него чихать хотели.
- Да я… да это… - принялся оправдываться Сакуров.
- Ты, давай, не выпендривайся, - наехал на зоотехника Жорка, - гони бумагу, выпей сто пятьдесят и проваливай. И этого забирай…
Жорка кивнул на Мишку.
- …А то начнёт сейчас рассказывать, как он вашу скотину выгоняет с восходом солнца, да ещё ходит с ней в ночное.
- А что Аза Ивановна? – ни к селу, ни к городу поинтересовался Мироныч, имея в виду Мишкин сон и своё интересное в нём положение. Интересное в том смысле, что Мироныча забрало насчёт своих личных выгод в качестве усопшего мужа вдовы, у которой появился реальный шанс пристроиться за таким перспективным женихом, как крепкий хозяин Мишка.
- Что значит – проваливай? – не согласился зоотехник. – Сначала надо скотину сдать – принять, а потом… Ну, и выпить, конечно…
- Тогда пошли принимать, - согласился Жорка и потопал к загону.
- А может… - забуксовал зоотехник.
- Пошли, пошли, - скомандовал Мишка, и вся компания потопала за Жоркой.
Сдавали, принимали в процессе выхода изголодавшихся тёлок (молодняка на откорме по советской терминологии) на волю. Тёлки яростно покидали опостылевший загон, с нетерпеливым мычанием вырываясь на всё ещё зелёный простор, прогреваемый скупым осенним солнцем. Считать их в таком виде было трудно, да и предварительная выпивка сказывалась. Поэтому оказалось, что тёлок то ли двести двадцать три головы, то ли двести восемнадцать, то ли двести сорок одна, то ли сто девяносто восемь. В общем, считали тёлок все, за исключением Мишки и пьяного в жопу Мироныча. Мишка продолжал живописать свой сон с известным сюжетом, Мироныч переживал за будущее последней жены. А потом оказалось, что Мишка тоже считал, поэтому последнее слово осталось за ним.
- Так и запишем, - заторопился зоотехник, вписал количество тёлок со слов Мишки, двести восемнадцать голов, в договор, Сакуров договор подмахнул и стал прощаться с компанией.
- Константин, не давай им разбежаться, а то потом хрен соберёшь, - посоветовал Жорка и повернулся в сторону деревни, поторапливаемый жаждущим зоотехником.
- Костя, подождите, я вам помогу, - закряхтел Мироныч, раздираемый желанием присоединиться к желающим продолжения банкета и христианским человеколюбием, подвигающим его к помощи ближнему своему.
- Костя, гони его на хрен, - посоветовал на прощанье Жорка, и с тем они расстались. Компания в составе Жорки, Варфаламеева, зоотехника и Мишки отправилась в Жоркину избу, Мироныч увяз в навозной жиже, а Сакуров, памятуя Жоркино наставление и свой животноводческий опыт, рванул за головной тёлкой.
Пасти тёлок оказалось намного трудней, чем дойных коров. Во-первых, тёлки постоянно хотели жрать, во-вторых, половина их хотела быка. Бык имелся в соседнем стаде, которое паслось за речкой. Поэтому половина тёлок паслась на заливном лугу, а половина, задрав хвосты, носилась вдоль берега Серапеи. Бык лениво бродил по ту сторону и призывно трубил. Коровы из соседнего стада относились к таким отношениям терпимо. А Константин Матвеевич, высунув язык, носился и за теми, которые носились, и за теми, которые паслись.
Дело в том, что новообразовавшееся акционерное общество на месте загинувшего колхоза продолжало заниматься по инерции кое-какими колхозными делами, и часть площадей по эту сторону Серапеи держала под зарослями капусты. Капуста получилась, что надо, через месяц её вполне можно было срезать, а пока её норовили сожрать ненасытные тёлки. При этом тёлки не лопали кочаны от начала до конца, но, вырвавшись из-под надзора неопытного пастуха в пределы культурного поля, спешно хапали по капустным вершкам и форсированным маршем двигались вглубь «огорода».