«Какой толковый пацан, - умилился Сакуров, - это он не какие-то сраные куличи лепит, а что-то сажает…»
Бывший морской штурман прекрасно видел и пацана на клумбе, и женщину в странном одеянии, явившуюся вместо ожидаемого солнца, а вот голоса до него стали доносится издалека, поэтому не всё сказанное пацаном и женщиной Сакуров расслышал. Тем не менее, он навострил уши и, поминая недобрым словом обманчивость сонных перспектив применительно к акустическим данным в смысле качественного восприятия, стал слушать беседу между новыми персонажами его новой иллюзии.
- Мама… - подал затихающий в дальних акустических перспективах голос пацан, - …террасу.
- Дима, Дима! – отозвалась женщина, которую Сакуров принял за солнце, таким же далёким голосом.
«Всё понятно, - сообразил бывший морской штурман, - пацан хочет на террасу, а это его мамаша».
Перспектива, помянутая Сакуровым, снова сыграла с ним шутку, и бывший морской штурман услышал вдруг пацана так хорошо, словно тот бухтел Сакурову в ухо.
- И никакая она мне не мамаша, а прапрабабушка, - заявил пацан, - и сажаю я не что-то, а сакуру. А ты, если пить не бросишь, окончательно сбрендишь.
Затем пацан значительно посопел и добавил:
- Мудак…
- Мудак, - пробормотал Сакуров и проснулся. И проснулся не в космосе, а в своей спаленке. Оконце, выходящее во двор, подернуло серой пеленой, а во дворе чирикали всесезонные воробьи, что свидетельствовало о прекращении дождя, наступлении утра и отсутствии кота. Константин Матвеевич потрогал голову, пожевал пересохшим ртом и полез из-под одеяла, прикидывая время в районе без чего-то восемь.
- Да, брат, с питьём надо завязывать окончательно, - сказал себе бывший морской штурман, с третьего раза попадая ногой в шлёпанец, - иначе крышка, и это ясно без давешнего пацана …
Глава 32
Завтракали всей компанией у Жорки. Мироныч плакался на свою горькую долю, подсунувшую ему таких неблагодарных соседей, как Жорка Прахов и Петька Варфаламеев, Жорка посылал старого хрена на хрен, Варфаламеев молча опохмелялся. Сакуров к спиртному не притронулся, но попил чайку и собрался на работу.
- Константин, - хмуро окликнул его Жорка.
- Что? – также хмуро откликнулся Сакуров.
- Нам бы ещё сотню баков…
Мироныч враз перестал плакаться и навострил уши. Варфаламеев это дело подметил раньше всех и встрял со своей партией.
- Слушай, Костя, отдай ты ему последние две сотни и – чёрт с нами совсем! А?
- Вот именно, - с облегчением буркнул Жорка, поняв, какую глупость он сморозил, спросив денег у Сакурова при Мироныче.
- Вот именно, - оживился Мироныч, - а я могу и сам в город туда-сюда сбегать.
- Ну, ты, стайер хренов, - одёрнул Мироныча Жорка, - сегодня побежишь вместе со мной.
- А что, это действительно ваши последние две сотни? – уточнил Мироныч.
- Не твоё собачье дело, - буркнул Жорка и моргнул Сакурову.
Тот быстренько сгонял в свою избушку, достал из потаённого места пресс с баками, отслюнил две сотни и отнёс их Жорке.
- Ну, я побежал на работу, - сказал Константин Матвеевич и пошёл на выход.
- А ты чё расселся? – спросил Жорка Мироныча. – Нам тоже пора бежать.
- Жорочка, миленький, - взмолился Мироныч, - давайте я сначала помогу Косте выгнать стадо, а потом мы с вами побежим менять наши доллары. Хорошо?
- Не хорошо, - отрезал Жорка. – Если ты пойдёшь помогать, я побегу менять н а ш и доллары сам. Авось, с Азой Ивановной мы и без тебя справимся.
- Что значит, без меня с Азой Ивановной справитесь, - засуетился Мироныч. – Костя, миленький, выгоняйте без меня, а загонять я приду пораньше, так что сочтёмся.
- Шевели костями, - сказал Жорка. – Варфаламеев, ты меня здесь ждать будешь или, всё-таки, домой сходишь?
- Да, сходить надо, - расслабленно возразил Варфаламеев и оторвал свою задницу от табуретки.
- Петя, миленький, - выпив законный посошок, прицепился к бывшему лётному штурману Мироныч, - поищите мою каракулевую шубу.
- Всенепременно, - пообещал Варфаламеев.
- И плащ-палатку!
- Я тебе сейчас пинка дам, старая сволочь! – рявкнул Жорка.
Сакуров выгнал стадо в начале девятого. К тому времени чувствительно распогодилось и от вчерашнего ненастья не осталось и следа. Небо холодно голубело над пожухлой равниной, рассечённой на неровные участки по-осеннему пёстрыми лесопосадками, полотном железной дороги и извилистой речкой. По небу бежали торопливые облака, солнце светило, но не припекало.
Сакурову погода нравилась, тёлкам – тоже. Они вольно разбрелись по пространству между заглохшим старым руслом Серапеи и железнодорожным аппендиксом, что соединял металлургический завод в Угарове, которым когда-то командовал старый навозный жук Мироныч, и узловую станцию, ныне успешно загибающуюся вместе с заводом. Сакуров бродил по насыпи аппендикса и, умело помахивая кнутом, присматривал за тёлками. За насыпью, позади Сакурова, зеленели озимые, по инерции посеянные загибающимся совхозом. Ближе к городу находилось стрельбище, и там сегодня решили поупражняться военные. А так как они тоже загибались со всей остальной страной, то стрельбы проходили вяло, солдатики, экономя боеприпасы, упражнялись в одиночной стрельбе, а что может быть тоскливей одиночной стрельбы из автомата Калашникова?
- Куды! – покрикивал Сакуров и сшибал какую-нибудь зарвавшуюся тёлку с железнодорожной насыпи. В это время рядом с ним противно свистнуло.
«Эге!» - мысленно воскликнул Сакуров и поспешил подальше от полотна железнодорожного аппендикса, поскольку не хотел быть подстреленным каким-нибудь солдатиком с помощью пули на излёте, пущенной данным солдатиком в белый свет, как в копеечку.
Уходя и уводя за собой глупых тёлок, которых свист пуль совершенно не тревожил, Сакуров вспомнил свои последние дни в Сухуми и ему сделалось гнусно. Да тут ещё сон перед глазами в той его части, где Сакуров болтается в космосе. Ко всему прочему накатила злость на Жорку, бездарно пропивающего деньги, которые ему чуть ли не Бог послал. В общем, несколько зазевавшихся тёлок получили сполна, а Константин Матвеевич брёл за ними по сравнительно сухой части заболоченной равнины и думал думу:
«Всё, завязываю окончательно. К сакуре я уже пришёл, про дух первозданный мне узнать всё равно не светит, а домовой в виде дракона, летающего в космосе, это перебор. Да и вообще: сколько можно? Забыл, когда нормально спал и видел нормальные сны. Какие-то пацаны по имени Дима, его мамаши, которые прапрабабушки. Ерунда какая-то… И Миронычу кислород перекрывать надо однозначно. То есть, нужно искать для Жорки новый обменный пункт. Но ещё лучше – перестать давать ему баки. Но как? Купить, что ли, что-нибудь? Что-нибудь такое, что нам с ним могло бы пригодиться в хозяйстве? Поросят, что ли? Но что может заставить Жорку не пропить поросят, случись у него очередная к тому охота? И что может уберечь поросят от участия в их участи такого упыря, как Мироныч? Ведь Миронычу что валютой заниматься, что поросятами спекулировать, - всё едино…»
В это время вдали послышался характерный треск колёсного трактора, Сакуров напряг зрение и засёк движение за пределами капустного поля. Двигался трактор «Беларусь» с тележкой и Сакурова осенило.
«Надо будет купить трактор! – подумал он и так воодушевился, что не огрел кнутом очередную зазевавшуюся тёлку. – Трактор сейчас купить можно легко, потому что все всё приватизируют. Подговорить какого-нибудь алкаша-колхозника приватизировать трактор и – дело в шляпе. То есть, договориться за небольшие деньги с таким колхозником будет не трудно. И трактор Жорка пропить уже не сможет. К тому же трактор Мироныч не потянет. Потому что кому эти трактора, кроме дураков, вроде меня, нужны? Вот грузовик – это совершенно другое дело…»
Константин Матвеевич погнал стадо после шести, справедливо полагая, что чем больше он попасёт тёлок, тем лучше. К тому же, в правлении ему обещали заплатить от общего привеса, поэтому овчинка стоила выделки. То есть, изголодавшийся за время пьянства и непогоды молодняк следовало подкормить. В связи с вышесказанным Сакуров не гнал тёлок в сторону загона скорым маршем, а лишь неторопливо направлял их туда, где им предстояло провести ночь. А у загона его поджидал Мироныч. Он снова привязал себя к опорному столбу и стал издали подавать голос.