— Базара нет, — улыбался Мага.
Когда они сели, машину обступили узбекские дервиши-попрошайки, до того сидевшие на тротуаре, поедая перепавший им откуда-то арбуз.
— Садаха, садаха,[7] — ныли смуглые дети-оборванцы, протягивая грязные руки сквозь раскрытые окна автомобиля.
— Э! — заорал Мага мамаше-узбечке. — Забери да их отсюда!
— Садаха давай, садаха, ради Аллаха, — упрямо заныла узбечка, отвлекаясь от арбуза.
— Ё,[8] ты меня богаче же есть, — заорал Мага и, повернувшись к Далгату, сообщил: — Жируют здесь. Хлеба не возьмет она, только деньги ей давай!
Узбечка, будто услышав эти слова, встала и протянула:
— Хлеба дай, съедим, съедим, Аллах вора побьет, мы не воры…
Но Мага уже никого не слушал и, неожиданно дав по газам, помчался вперед, сквозь беспорядочный дорожный поток, совершенно не замечая светофоров. Они мигом оказались на повороте, где машина с визгом повернула налево и выехала на встречную полосу, игнорируя свист гаишника.
— Свистят, — заметил Далгат, вцепившись в сидение.
— А, ниче не станет, мой пахан их всех сделает, — сказал Мага, не сбавляя хода и роясь одной рукой в музыкальных дисках.
Улица огласилась вокалом аварской певицы.
— Ай, лазат![9] — воскликнул Мага, улыбаясь Далгату.
Вдруг машина с визгом остановилась, и Мага, спустив стекло, стал перекрикивать музыку.
— Девушки, девушки, подвезти не надо вас?
Мимо медленно шла группа эффектных девушек в броской одежде, блестящих туфлях и с отутюженными стрижками.
— Э, вы че, глухие, что ли, тормозите да! — кричал Мага.
— Нам не по дороге, — смеясь, ответила одна из девушек, вальяжно поправляя волосы.
— Поехали, Мага, — сказал Далгат, вспоминая Сакину.
— Еще увидимся! — пообещал Мага девушкам и снова завел машину.
— Раз едем с Нуриком мимо Анжи-базара, две кентухи идут, — говорил он Далгату, чуть убавив надрывающуюся певицу. — То, се, полчаса за ними ехали, потом одна другой говорит, типа сядем же есть, нормальные пацаны, нас довезут.
— И чего? — спросил Далгат.
— До Манаса доехали, на пляже песок грамотный. Купаться их зовем. Эти курицы начали бычиться, Нурик одну схватил, она возникать стала. Нурик ей орет, мол, своим ротом нормально разговаривай, она орет типа братуху позовет. Бувахаха! — засмеялся Мага.
— Ну, чем закончилось? — спросил Далгат.
— Ну так, по мелочи движения сделали. Нурику лешка досталась, а у меня чикса-бикса такая была. Покурить им дали тоже. Они сначала возникали, потом как стали ха-ха ловить. Я одну узнал, она с Идриса двора, теперь ее там пацаны не оставляют, — смеялся Мага. — А тебе покурить достать не надо?
— Нет, баркалла,[10] — отвечал Далгат. — Здесь останови.
Далгат вылез из автомобиля в одной из глухих улочек.
— Ле, нормально веди себя, да, — вылез за ним насупленный Мага.
Далгат, почувствовав, что поступает неправильно, протянул руку для салама. Мага взял его руку и полушутливо-полусерьезно сделал неуловимое движение, положил Далгата на лопатки, прямо на асфальт.
— Ле, че ты слабак такой? Не знаешь? Даги — сила! — снова развеселился Мага.
— Кто не с нами, тот под нами, — улыбнулся Далгат, вставая и отряхиваясь. — Хорошо, что подвез. Удачи!
— Ехал я, не теряйся! — крикнул напоследок Мага. Эстрадная песня с бухающей аранжировкой рвала Далгату барабанные перепонки. Автомобиль, подпрыгивая на ухабах, скрылся из виду.
2
Оставшись один без Маги, Далгат стал вспоминать, который из беспорядочно налепленных друг на друга домов принадлежит Халилбеку. Глиняные хаты чередовались с особняками, большей частью еще не достроенными. На тротуаре тут и там лежал строительный песок, щебень и кучи мусора, а по грязной проезжей улице бегали дети в рваных трусах и с болтающимися на шее амулетами в виде кожаных треугольников.
У ворот болтали женщины в дешевых платках и байковых халатах. Осмотрев Далгата с ног до головы, закричали:
— Кого ищешь, парень?
— Халилбека дом! — закричал в ответ Далгат.
— Вон угол же есть? Туда прямо иди, там красный кирпич будет. Дома они.
Пройдя несколько шагов до угла, Далгат заметил шпану, сидящую на корточках вдоль обочины. Их было пять или шесть, и все сплевывали под ноги. Завидев худосочного незнакомца, группа оживилась.
— Ле, салам не бывает? — спросил рыжий, в красных шортах, окликая Далгата.
— Ассалам алейкум, — сказал Далгат, приблизясь и протягивая им руку, как можно небрежнее.
— Трубка есть поиграться? — спросил рыжий, шлепая его по ладони, но не вставая.
— Нету трубки, в ремонте.
— За слона отвечаю, есть у него, — встрял другой охламон, выгребая из кармана семечки и лениво щурясь на солнце.
— Эээ, — возмутился рыжий, — ты че там мутишь, маймун? Трубку дай, я сказал!
— Не дам, — не сдавался Далгат, решив стоять до конца. — Я братуху сейчас позову.
— Я твоего братухи мир топтал! — взвился рыжий. — Че стало, ле?
— Ниче не стало! — выдал Далгат.
— Э, Ибрашка, скажи да ему, — рыжий, кажется, был возмущен до предела.
— Суету не наводи да здесь, — сказал Ибрашка, угрожающе вставая и показывая резиновые тапочки на босу ногу. — Че за хипиш?
И внезапно заломил Далгату руку.
— Ты с ним бакланиться будешь? — спросил кто-то из компании.
— Да я ему пощяк с ноги дам!!! — сплюнул Ибрашка и задергал Далгата в разные стороны.
Его еще не били, но уже тормошили, обступая со всех сторон и мешая друг другу. Упорней всего прорывался рыжий.
— Ты че понтуешься? — хрипел он Далгату, тыча ему в лоб здоровую пятерню.
Сзади послышался мальчишеский крик «Махня!», и Далгат увидел, как зеваки бегут к ним с соседних улиц. Бросились разнимать. У Далгата упала кожаная папка, и кто-то наступил на нее кроссовкой. Какой-то лех в спортивках с важно-серьезным лицом пытался расцепить Далгата и рыжего. Рыжий толкнул леха локтем в нос, за что получил «нежданчик» по ребрам. В шуме и гвалте кто-то закричал:
— Сабур, пацаны, это Хаджика Белого брат!
Далгат почувствовал, как толпа слегка расступилась, а потом увидел самого Хаджика, сына Халилбека, и двух его приятелей. Тот, что слева, держал напоказ дорогой телефон, в котором что-то урчало. Хаджик был накачен и выглядел модно. Светлые волосы слегка отпущены на затылке, на ногах — отполированные лакские туфли с цепочкой.
— Ле, вы че моего братуху обижаете? Че за непонятки? — бросил он толпе.
— Это Русик на него наезжал, — рассерженно заорал кто-то высоким голосом.
— А че я? За родные слова отвечаю, я ему слова не сказал. Трубку попросил, он быковать начал, а потом на измены сел! — закричал Русик, подтягивая красные шорты. — Э, пацанчик, нормально делай, нормально будет, понял да?
Он обхватил Далгата своей толстой рукой, как бы показывая, что они друзья.
Далгат вырвался, поднял пыльную, со следами чьих-то ног папку и пошел к Хаджику.
— Э, ты че кисляки мочишь, хайван! — заорал ему рыжий.
— Ты че сказал? — нахмурился Хаджик, нащупывая что-то в кармане.
— Я че, я ниче, — зарядил рыжий.
— Будешь еще возникать, я тебя в натуре выстегну, — пригрозил Хаджик, оставив карман в покое, и отвел Далгата в сторону черных ворот, за которыми виднелся краснокирпичный домик.
— Что, уронил тебя этот бык? — спросил Хаджик. — Ты с ними не связывайся. Этот Русик — вообще камень.
— Уезжаешь сейчас? — спросил Далгат.
— С пацанами по городу проедемся, ты в дом заходи, Арип тоже дома. Цинкани, если чо, я тебя подвезу, куда надо.
— Баркалла, — сказал Далгат, прощаясь с Хаджиком за руку.