Гипербола и гротеск играют свою эффективную роль Салтыкова именно потому, что являются художническими инструментами в сложном оркестре, органически включаются в реалистическую систему разнообразных форм, приемов и средств, как унаследованных от предшественников, так и обогащенных собственным новаторством сатирика. Щедринский градоначальник, Брудастый-Органчик, потому именно и производит огромное сатирическое впечатление, что выступает на фоне реалистической картины, которая в целом и во множестве деталей верна изображаемой действительности.
Глубина психологического анализа характеров и рельефность обрисовки портретов, комическое и трагическое в судьбах личностей и целых социальных групп и классов, яркие картины жизни в ее обыденных формах и в крайних проявлениях, проникновенный лиризм и волнующий драматизм — все это характерно для творческого метода великого русского реалиста-сатирика Салтыкова-Щедрина, метода, в котором находит свое место и гипербола, появляясь там, где это диктуется свойствами предмета изображения, замыслом и эмоциями художника.
Элементы гиперболизма и обычно идущей с ним рядом фантастики присущи всему творчеству Салтыкова, причем применение их достигает предельного для Щедрина размаха в самом конце 60-х годов («История одного города», «Помпадуры и помпадурши», сказки 1869 года) и удерживается (конечно, не во всех произведениях) примерно на этом уровне до середины 80-х годов (окончание «Современной идиллии» и цикла «Сказок»).
Наряду с этим нетрудно было бы проследить, как в разных произведениях одного времени сатирик то в большей, то в меньшей мере прибегал к гиперболе. Достаточно, например, указать, что в «Истории одного города» гиперболе и фантастике дан широкий простор, а в цикле того же времени «Письма о провинции» писатель почти не прибегает к этим средствам.
Во всех этих изменениях, прослеживаемых во времени, проявляется определенная закономерность. Проблемы политической жизни — вот те проблемы, в художественную трактовку которых у Щедрина обильно включаются гипербола и фантастика. Чем острее политические проблемы, затрагиваемые сатириком, тем гиперболичное и фантастичнее его образы. Именно на этом пути он искал себе свободу говорить с той резкостью и беспощадностью, которая диктовалась самим сюжетом.
В сюжетах, насыщенных злободневными политическими вопросами, гипербола служила одновременно и наиболее яркому раскрытию самых реакционных сторон политики самодержавия, и выражению вызываемых ими негодования и насмешки сатирика, и, наконец, в сочетании с фантастикой, служила средством эзоповского языка. Другими словами: именно в остро политических сюжетах гипербола проявлялась во всем богатстве ее идейно-эстетических функций и в процессе эволюции творчества сатирика все чаще перерастала в фантастику.
Фантастика Салтыкова — фантастика реалистическая. Это подтверждается как решительным господством реального элемента в его фантастических картинах, так и тем, что сама эта фантастика не уводит от действительности, а только служит средством идейно-художественного познания и сатирического разоблачения отрицательных явлений общественной жизни. При всех полетах авторской фантазии и порой причудливых внешних формах щедринских образов, всегда остается твердое убеждение в реальности их содержания.
Идейно-художественная мотивировка фантастического элемента, богато представленного в сатире Салтыкова, во многих отношениях близка к той, которая относится к гиперболе. Прием логического доведения ниспровергаемого принципа до всех его последствий был одним из тех путей, которыми Салтыков приходил к гиперболе, а от гиперболы к фантастике.
Фантастический элемент в произведениях Щедрина можно было бы уподобить факелу, которым сатирик освещает темные стороны действительности и при свете которого еще резче вырисовываются уродливые черты разоблачаемых типов. Чтобы обнажить всю паразитическую сущность дворян-помещиков, сатирик переносит их в воображаемую обстановку необитаемого острова («Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил») или усадьбы, где по мановению волшебства не осталось ни одного мужика («Дикий помещик»). В этих условиях классовая природа дворян, лишенных привилегий, дарового труда и обычного комфорта, предстала перед читателем во всей своей звериной наготе.