Том Пуллингс, называемый из вежливости капитаном, но фактически всего лишь коммандер королевского флота (как и многие офицеры его ранга — без корабля под командованием) снова отправился в плавание волонтером. Сейчас он делил квартердек с Джеком. Дэвидж вместе с плотником и самыми сильными матросами крепил на миделе многочисленные шлюпки фрегата. Вест и боцман на баке будто бы играли в «кошкину люльку» невероятным количеством каната. А вокруг них, над ними, за бортом карабкались матросы, каждый — целеустремленный моряк, занятый своим делом.
Все эти офицеры входили в команду «Сюрприза» во время его последнего невероятно удачного плавания, задуманного как пробный поход в отечественных водах для подготовки к нынешней экспедиции, и многое приобрели в результате. Дэвидж и Вест остались в строю в основном из чувства благодарности Обри. Но они также хотели бы приобрести еще больше (обоим пришлось выплачивать из призовых денег огромные долги). К тому же на флоте считалось, что Обри рано или поздно восстановят, и они надеялись вернуться в списки флота в его кильватере.
Основной мотив Пуллингса — чистая привязанность к Джеку. Но подстегнули его и определенные проявления сварливости миссис Пуллингс. Их не могли представить те, кто знал ее застенчивой деревенской мышкой несколько лет и четверо толстых детишек назад. Но она все чаще и чаще спрашивала мужа, почему ему не дают командование, в то время как ничтожества вроде Уиллиса и Кэйли получили корабли, и даже написала в Адмиралтейство письмо (не очень мудрое и не слишком грамотное) с какими-то требованиями.
Та же привязанность привела на борт и обычных последователей Джека Обри. Последователей в морском смысле — старшину шлюпки и ее гребцов, стюарда и приличное количество матросов, прошедших с ним всю войну и даже часть предыдущей. В их число, например, входил старик Плейс со своими кузенами и чудовище по имени Неуклюжий Дэвис — необычайно сильный, агрессивный, вспыльчивый и вечно пьяный тип, преследовавший Джека плавание за плаванием, несмотря на все усилия от него избавиться. Для этих людей жизнь на борту корабля, организованная на флотский лад, столь же естественна и правильна, как свободные штаны и удобные просторные куртки.
Приятно вырядиться в штатское и щеголять перед друзьями и родичами на берегу. Приятно в стельку пьяными вопить на улицах Госпорта или завалиться в каждый кабак по пути от Вапинга до Тауэра. Но, за исключением забав такого рода, основная функция суши — снабжать морскими припасами. Суша — не место для настоящей жизни. Опять-таки к морю они все привыкли, а привычное — любили. Правильная жизнь без перемен. Никаких безумных вмешательств в стабильную смену соленой свинины в воскресенье и четверг на соленую говядину во вторник и субботу и постных дней между ними. Море само по себе предоставит все разнообразие, какого может душа пожелать.
Очевидно, что привязанность к фрегату и его командиру, а также упорядоченности флотской жизни, среди экипажа распределялась неравномерно. Были в нем и новички, принятые на борт во время плавания «Сюрприза» с Балтики — они поклонялись в основном Мамоне. Первоклассные моряки (других бы не приняли), но пока еще не часть команды. Настоящие «сюрпризовцы», то есть те, кто ходил на фрегате с начала времен, и участвовавшие в двух последних сражениях шелмерстонцы, приняли этих оркнейцев сухо и замкнуто. Джек еще не придумал, как справиться с подобной ситуацией.
Взгляд на флюгер показал, что ветер достаточно сильно сместился, а взгляд на небо — что он скорее всего продолжит менять направление минимум до заката. Переходные мостки и бак достаточно чистые, так что подумав, Джек произнес:
— Капитан Пуллингс, думаю, что наконец-то можно заняться фор-марса-реем.
Из-за молниеносного выхода в море, гораздо раньше, чем кто-либо рассчитывал, обе вахты странно перемешались; обязанности и боевые посты занимались не как обычно. Так получилось, что большинство оркнейцев оказалось на баке, собравшись вокруг своего вожака Маколея. Пуллингс громко и четко отдал приказы, боцман просвистел их, и матросы на баке сразу же схватились за фалы, Маколей впереди всех.
После короткой паузы, навалившись на конец, он запел:
— Хейса, хейса.
А его приятели в унисон подхватили:
Хейса, хейса
Ворса, ворса
Ты, ты
Давай тяни
Тяни сильнее,
Молодая кровь
Ха-ха-ха-ху
Пели они в тональности, неизвестной Джеку, и по никогда ранее им не слышанным интервалам. Последняя строка — вопль фальцетом при ударе двух блоков друг об друга — его просто-таки изумила. Он обернулся на корму, где Стивен обычно смотрел на кильватерную струю, облокотившись на поручни. Никакого Стивена.
— Наверное, доктор спустился вниз, — предположил Джек. — Ему бы понравилось. Можно немного расслабиться и позвать его на палубу.
— Сомневаюсь, скорее всего кратко откажется, — тихо отозвался Пуллингс. — Он сидит перед такой горой бумаг, будто списывает команду с корабля первого ранга. Только что взревел на мистера Мартина, словно бык.
Преданность Натаниэля Мартина обращалась больше на Мэтьюрина, чем на Обри, и сварливость Стивена его задела. Мартин в нем раньше едва ли замечал подобные эмоции. Но, кажется, приступы сварливости стали чаще и сильнее.
Безусловно, извинения подобному имелись. Внезапный крен на подветренный борт швырнул Мартина от одного загроможденного кресла к другому, в результате чего четыре тщательно разложенных горы бумаг развалились и перемешались. Вдобавок он впустил сквозняк, который разметал их по полу каюты, будто бы его застелили белым ковром.
Присутствие этих бумаг объяснялось тем, что британское правительство оказалось не одиноко в своем желании изменить состояние дел в испанских и даже португальских владениях в Южной Америке. Французы надеялись провернуть то же самое. Задолго до робких контактов Лондона с потенциальными повстанцами в Чили, Перу и других местах, французы начали претворять в жизнь свои более амбициозные (и гораздо менее тайные) планы.
Они снарядили новый фрегат для действий против купцов союзников и китобоев Южного моря. В то же самое время он должен был высаживать агентов, выгружать оружие и деньги в Чили. Именно этот фрегат, «Диану», Джек захватил в Сен-Мартене непосредственно перед отплытием. С ней попались и все имевшиеся у французских агентов сведения и инструкции, взгляды их корреспондентов на ситуацию в разных местах, списки симпатизировавших Франции личностей и тех, кого можно подкупить или уже купили. Всё это зашифровано четырьмя разными способами. Именно эти бумаги Мартин перемешал вместе со слоем личных дел Мэтьюрина — университетские кафедры, ежегодные ренты, дарственные записи и тому подобное.
Все французские документы придется заново рассортировать, потом внимательно прочитать, обдумать и запомнить, а некоторые трудно удерживаемые в памяти моменты закодировать заново на будущее. Обычно основную массу подобной работы проделывал департамент сэра Джозефа, но сейчас и он, и Стивен согласились, что нужно держать существование этих бумаг в секрете между собой.
Мартин удалился на орлоп-дек, где при свете фонаря закончил вносить медицинские припасы в книгу, а потом принялся подписывать этикетки для бутылок и коробок в медицинском сундуке — новом, исключительно прочном, с двумя замками.
После этого он перешел к проверке хирургических инструментов — мрачных пил, ретракторов, зажимов для артерий, кляпов, покрытых кожей цепей. Затем — к объемным предметам — запасам сухого бульона (по тридцать шесть кусков в каждом плоском деревянном ящике), соку лаймов и лимонов, гипсовым повязкам для лечения переломов на восточный манер (доктор Мэтьюрин от них теперь в восторге) и аккуратным квадратным брикетам корпии, помеченным широкой стрелой. Мартин перевернул последний (его уже погрызли крысы), когда к нему присоединился Стивен.